Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
Матфей прибыл в лавру первым, накинув на Успенский собор не видимый никому из смертных колпак «печати отталкивания». За ним прибыли Хранители Петр и Павел, затем Симеон и Иакинф. Последним появился Никола Русый, возраст которого насчитывал семь тысяч лет.
Со стороны их никто видеть не мог, в том числе не только монахи лавры и верующие, но даже Посвященные Круга, к тому же Успенский собор был закрыт якобы на реставрацию благодаря воздействию на паломников и верующих. Но Павел лично проверил ментальную базу лавры, чтобы убедиться в отсутствии магических и прочих наблюдателей, и в этом жесте крылся тревожный и неприятный смысл, веление времени, дыхание новой и, быть может, самой жестокой — психической — войны.
Сходы
Старейшины, разбредшиеся было по центральному залу собора, собрались вокруг Николы Русого. Все они, кроме Матфея, одевались в одинаковые плащи с капюшонами, и лишь по разной обуви можно было судить о стране обитания того или иного Хранителя. Так, Никола Русый носил мягкие юфтевые сапожки и жил в России, на Урале. Петр надевал кожаные сандалии с толстыми подошвами и жил в Палестине. Симеон предпочитал ковбойские сапоги со шпорами и стетсон, что говорило о его американском образе жизни. Матфей каждый раз одевался иначе, но чаще всего носил армейские ботинки образца девяностых годов прошлого века.
— Матфей, что происходит? — начал Никола Русый, суровый седой старец, чем-то похожий на старика с филином с картины Константина Васильева. — Где твой хваленый Воин Закона справедливости, которому ты помогал вопреки нашему запрету? Кстати, зачем ты позволил открыть тхабс Посвященному I ступени Котову?
— Тхабс ему открыл Воин, предчувствуя демпфирование Закона у верхней границы распространения, я же не препятствовал этому, — ответил Матфей; разговор происходил на метаязыке, но без ускорения времени. — Положение же самого Воина вам известно.
— Он слишком часто ошибается, чтобы стать аватарой, и не в состоянии кардинально изменить Мироздание, если не может изменить сам себя. Его Путь слишком сложен.
— Аватара он или нет, покажет время. Как сказал поэт: «Он придет, наш светлый Гость. Из распятого терпения вынут выржавленный гвоздь» [83] … Что касается Соболева, то его Путь — это всего лишь попытка освобождения от Его Воли. Вы все прекрасно знаете, что Соболев оказался в узле множества программ, из которого очень трудно выбраться без посторонней помощи и любому из нас.
83
С. Есенин.
— Но ведь ты помог ему, почему же он снова пошел не туда, почему продолжает утолять жажду приключений, а не жажду знаний? Как говорят: «Даже мудрец может сесть на муравейник, но только глупец останется на нем сидеть» [84] .
— У нас говорят иначе, — улыбнулся Симеон, проживший среди индейцев около двухсот лет. — Только презренный бледнолицый может дважды наступить на одни и те же грабли.
— Может быть, его Путь слишком длинный, — согласился Матфей, — но никто из вас не может сказать, что он не и с т и н н ы й. Реальность больна, медикаментозное лечение, предлагаемое Союзами Неизвестных, не помогает, необходимо хирургическое вмешательство. Другое дело, что к этому процессу подключились темные силы во главе с Монархом, что усугубляет кризис бытия. Если темный аватара — Рыков наберет достаточно сил, с ним не справится и сам Монарх. Не пора ли вмешаться, государи мои?
84
Ф.
— Я против, — сухо сказал седоусый и лысый Павел. — Игнорирование принципов Круга, Круга Великого Молчания, и привело к тому, что мы переживаем сегодня. Если и мы начнем поступать, как люди действия, Круг окончательно исчезнет. Я даже считаю, что мы изначально совершили ошибку, сохраняя Великие Вещи Мира, которыми уже начали пользоваться Посвященные низших каст и даже непосвященные. Вы знаете, государи мои, что Посвященный I ступени Котов завладел синкэн-гата? Как это ему удалось? — Павел в упор посмотрел на Матфея. — Это не твоих рук дело, отступник?
— Нет, — с сожалением качнул головой Матфей. — Думаю, что синкэн-гата подбросили Котову иерархи, инфарх или экзарх… а может быть, и Монарх, который сделал нечто подобное, подкинув ликвидатору координаты кодонового схрона. Вот что сейчас главное: нейтрализовать утечку, остановить расползание кодонов по Земле!
— Остановить — значит уничтожить? — уточнил Никандр.
— Как физические объекты — да, уничтожить, но как информационный пакет сохранить в логосе.
— И снова я не согласен, — сверкнул глазами Павел. — Мы ни в коем случае не должны вмешиваться в дела смертных, уподоблять себя кардиналам Союзов, людям действия. Мы Хранители, наша задача…
— Да остынь ты, Павел, — с укоризной произнес всегда молчаливый смуглолицый Иакинф. — Мир изменился, пора менять принципы, чтобы этот мир, а заодно и мы с ним уцелели. Уничтожение ликвидатором людей Круга — не самое страшное. Начала изменяться ткань реальности! Вы знаете, что на месте «Лосиного острова» после боя кардиналов с использованием Сил образовалась локальная депрессия физических законов реальности? В частности — законов термодинамики. Там теперь возможно пересечение слоев «розы», что ведет к непредсказуемым последствиям. А вы знаете, что второй раз зацвели сосны — по всей Земле? Что резко уплотнился озоновый слой? Что пчелы стали летать объемами, то есть шарообразными сгустками, роями, а не по одиночке? Не признак ли это семиуровневого развертывания абсолюта?
Хранители переглянулись.
— Что ты хочешь сказать? — поднял брови Никола Русый.
— Много и ничего, — хмуро ответил Иакинф. — Либо Соболев добрался до Знаний Бездн и стал игнорантом [85] , выпав из-под влияния Материнской реальности, либо пробудился Безусловно Первый, и мы ощущаем его приближение.
В зале собора установилась тишина. Хранители слишком долго жили на Земле и слишком хорошо знали друг друга, чтобы спорить или доказывать недоказуемые вещи. Слова Иакинфа лишь заставили их сравнить свои ощущения со сделанным предположением.
85
Игнорант — человек с ограниченным кругозором, который не интересуется ничем, кроме того, что представляет для него личную выгоду.
— Если пробудился Первый, — сказал Матфей, — тем более надо помочь светлым силам здесь, в нашей реальности. Изменение неизбежно, так почему бы не попытаться хотя бы сгладить его последствия, колебания социума?
— Я тверд в своих убеждениях, — бросил Павел.
Матфей грустно улыбнулся.
— Твердое и крепкое — спутники смерти, нежное и мягкое — спутники жизни [86] . Ты выбираешь сейчас не между традицией и прогрессом, изменением и стабильностью, а между бытием и небытием, между жизнью и смертью.
86
Дао дэ цзин.