Запрет на тебя
Шрифт:
Марина оборачивается.
Сталкиваемся взглядами – мое тело высоковольтными волнами тока пробивает. Дыхание спирает. Вдохнуть не получается. В груди будто дыра образуется и лишает возможности тянуть кислород.
Она слишком красивая.
Причем не той пустой красотой, которой богаты многие. В ней есть что-то особенное. Правда, что именно, я понять не способен.
Марина медленно моргает – на меня действует как колдовство. Чарует Чаруша, это давно известно. Ведьма же, дочь колдуна. У них, очевидно,
Конечно, Жора прав. Я хочу ее трахнуть. Бесспорно, хочу, но каким бы испорченным мудаком я не был, Марина Чарушина – это святое.
У меня на нее собственный запрет. Чертов запрет.
Гашу вспышку животного бешенства в организме. Ухмыляюсь свободно, будто все путем. Будто не стоит перед глазами ее сообщение. Будто вообще не стоит, блядь. Будто я не пытаюсь представить, как она говорит подобное вслух, и как моими стараниями кончает.
– Потанцуем, кобра? – выдавая это предложение, инстинктивно толкаюсь в ее сторону бедрами. – Есть разговор.
– Нет уж, – сычит Маринка. – Я с Эдиком танцую.
Веду взглядом на застывшего рядом балеруна.
– Эдик, – давлю в меру жестко. Почти на чиле, блядь. Хотя за грудиной резко вскипает. – Свободен.
«Прилизанный» краснеет. Марина негодует.
– Пошел ты… – шипит приглушенно, но явно разъяренно.
– Куда? – интересуюсь лениво.
Охота тупо закинуть ее на плечо и утащить, но я стараюсь помнить, где мы находимся.
– Серьезно, Дань, не порть мне праздник, – высекает Чарушина, в очередной раз давая понять, как я ее кошмарю.
Абзац, конечно. Потому как на моей памяти она единственная, кто от меня не то что не в восторге… Она меня презирает. И не стесняется этого демонстрировать.
– Ничего я тебе не испорчу, – толкаю уже сердито. Стопорю себя изо всех сил и все равно выдвигаю ультиматум: – При условии, что ты пойдешь со мной танцевать.
Марину, естественно, подобное бесит. Едва из платья не выпрыгивает, отделяясь, наконец, от приклеившегося к ней упыря.
– Зачем тебе?!
Прожигаем друг друга взглядами с такой интенсивностью, что кажется, все вокруг на хрен спалим.
Чувствую себя будто перед дракой. Мозг на холостых пашет. Зато сердце намахивает усердно. Кровь бурлит по венам. Топит адреналин, а с ним еще чертова туча упоротых гормонов.
«Первая цель: оргазм…»
Не должен этого использовать.
Не должен, но использую:
– Обсудим наш секрет.
[1] Здесь: Валерьянка (местный сленг) – вечеринка.
2
Так только он умеет. Только он.
Едва
Эдик где-то теряется. Весь окружающий мир исчезает.
Я глохну, задыхаюсь, раскаляюсь, плавлюсь… Но в реальности этого, конечно же, никогда не выдам.
– Фу-у… – выдыхаю, с трудом улавливая за безумным стуком пульса сдавленный звук своего голоса. – Не прижимайся так близко, фу…
– В смысле «фу»? – ощетинивается Даня.
Смотрю в его взбешенное лицо и смеюсь, разрывая напряжение.
– Кобра, – все, что выдает на это Шатохин.
– Ты забыл отодвинуться, – напоминаю ему, не прекращая улыбаться.
– Я не забыл, – наконец, и его губы растягивает привычная ухмылка. Мое сердце тотчас пропускает удары. Боже, как хорошо, что Шатохин этого никогда не узнает. – Я не собираюсь отодвигаться. С Додиком танцуешь, и со мной потерпишь.
– Его Эдик зовут, а не Додик.
– Похрен, – выталкивает с таким видом, что становится сразу понятно: на весь мир ему положить.
Ничего нового, расстраиваться смысла нет.
– У тебя такие заросли вместо бровей, – оценивая, прицокиваю языком.
Торчат не только его брови. На голове тоже взрыв, словно какая-то блядь совсем недавно таскала его за волосы, пока он… Пока он делал ей приятно.
– А у тебя какие? Там… М-м-м… – толкает Шатохин незамедлительно.
Неудивительно, что переводит разговор на пошлости. Не первый раз. Самый конченый из друзей моего брата. Понимаю это и все равно горю от волнения.
Сексуальность – его основная черта. Дьявольская суперсила. Это невозможно игнорировать даже столь неискушенному человеку, как я. Неудержимая мужская энергетика и особый порочный магнетизм Даниила Шатохина сокрушают, вызывая целую бурю неизведанных никогда прежде чувств.
Я пугаюсь. И жажду повторения.
– Знаешь, что говорят о таких бровях? – продолжаю свою мысль, игнорируя его вопрос, как нечто непонятое. – Что их обладатель крайне ревнив.
Даня щурится. Припекая меня взглядом, жестко тянет носом воздух.
– Хуйня, – реагирует грубо, но ровно. – Кого мне ревновать? А? Мне на всех поебать.
– Какой же ты все-таки отвратительный!
– Обычный.
– Да нет, Данечка, совсем ты не обычный … – роняю это, и замираем.
Не разрывая зрительного контакта, продолжаем двигаться под музыку. Но даже с моими танцевальными способностями, умудряемся то и дело сбиваться с ритма. Честно говоря, мы его вообще не держим.
– Чаруша, – тянет Шатохин тем самым остро-волнующим меня тоном, заливая при этом еще и зверски жарким взглядом. – Итак, твое сообщение…