Запретная девочка Тагира
Шрифт:
Когда Тимур пришел и сказал, что в доме нет Полины, я готов был сбежать. Куда еще она вляпалась? И жива ли вообще? Слишком многих интересует эта девчонка. Слишком многих…
Но потом Тимур заставил меня подумать здраво. Чтобы не навредить ни себе, ни Полине.
Мы вместе решали, где ее искать. Все возможные варианты. И он обещал найти ее.
И теперь я сижу и жду. Нет ничего хуже неведения и ожидания. Даже нахождение за решеткой и угроза сесть лет на десять не пугают так, как незнание.
Так проходит два дня. Я каждый раз с надеждой смотрю на открывающуюся дверь в камеру.
Но нет.
И лишь тогда, когда я уже потерял всякую надежду, наконец, конвойный заходит и окликает меня. Я бегу к нему так быстро, что он даже тормозит меня. Смотрит грозно.
– К следователю, - говорит сурово и я еле сдерживаю себя, чтобы не пнуть в стену со всей силы. Опять не Тимур. Неужели он до сих пор не нашел ее?
Весь на нервах иду в комнату следователя. Сейчас, наверняка, будут те же самые вопросы. Бессмысленные и тупые. Задаваемые только для отмазки, а не с целью найти истинного убийцу Алика.
Конвойный толкает меня вперед и я лишь тогда поднимаю взгляд. И вижу, что за столом сидит какой-то другой следователь. Это не тот, которые допрашивал меня все эти дни с ехидной улыбкой. Другой.
– Садитесь, - кивает мне на стул и я слушаюсь. Он представляется и начинает задавать вопросы. Опять те же самые вопросы. Я отвечаю равнодушно. Ведь мои ответы ни на что не влияют. И тут следователь неожиданно спрашивает: - вы знакомы с гражданкой, - и называет имя и фамилию Полины.
Я вскидываю на него удивленный взгляд. И отвечаю не сразу. Что это все может означать? Я боюсь навредить девчонке.
– Что с ней? – спрашиваю вместо ответа. – Что с ней?! С ней что-то случилось? Почему вы о ней спрашиваете?
Сжимаю кулаки и этот жест не остается незамеченным следователем.
– Так вы знаете ее или нет? – спрашивает снова.
– Нет,- вру и отворачиваюсь.
– Напрасно вы врете. Вы ведь сейчас и ее подставляете, - качает головой следователь.
Я хмурюсь и опять смотрю на него.
– Эта женщина дала показания, в которых сказала, что была с вами в ночь убийства.
Женщина… Как необычно слышать такое про Полину. Какая же она женщина? Девочка она.
– Где она? – задаю я вопрос. – С ней все в порядке? Она в безопасности?
– Не волнуйтесь. С ней все в порядке. Так как же? Врет она? Стоит нам привлечь ее к ответственности?
Я громко вздыхаю и отвечаю не сразу. Мне все еще нелегко дается это решение.
– Не врет. Полина правду говорит.
– Тогда что же вы молчали? Почему? – спрашивает следователь.
Я ничего не отвечаю. Он все равно не поймет. Но он и не ждет ответа.
– Ладно, сами будете разбираться с ней. Меня это мало касается. Главное, что есть показания. И на записи с камер видно, что вы уходите, а потерпевший еще жив. Больше камеры вас не зафиксировали в клубе.
– Так ведь я с самого начала это говорил! – поддаюсь вперед. Эта информация придает мне силы. Значит, все-таки, нашли записи! Нашли! – Я ведь вашему коллеге говорил, что записи надо посмотреть. Я не убивал Алика. Поговорил с ним, но не убивал.
– Спокойно, - отвечает следователь. – Это мы выяснили. Теперь поговорим о важном. О том, зачем я здесь.
Я
– Нам потребуется ваша помощь, - говорит он и это дает еще больше повода мне усомниться в его хороших намерениях. Обычно сделки со следствием – это сдача кого-то. И я оказываюсь прав. – Речь пойдет о вашем дяде, - следователь поднимает на меня взгляд и долго смотрит.
Я хмурюсь и трясу головой. Ничего не понимаю. При чем тут дядя?
– Мы давно ведем работу по раскрытию сети наркотрафика. Не штучного, а значительного. Поставки от него расходятся не только по всей Москве, но и по городам России, - каждое его слово как в тумане. Он говорит четко и внятно, но у меня слова некоторые доносятся лишь отдельными звуками. К чему он ведет? – У нас есть основания предполагать, что ваш дядя является тем, кто принимает поставляемый товар.
После этой фразы я громко выдыхаю. Что?! Что он несет?! Как дядя может быть с этим связан?!
– Вы не верите мне. Ведь так? – следователь, похоже, без труда читает удивление на моем лице. – Я так и предполагал.
Встает и подходит к шкафу. Достает оттуда какую-то толстую папку и протягивает мне.
– Ознакомьтесь.
Я не беру ее в руки и тогда он просто кладет папку передо мной на стол и продолжает:
– Этим трафиком мы заинтересовались четыре года назад. Никак не могли найти канал. Все традиционные способы попадания дури были проверены, но все было пусто. Дилеры нашли какой-то путь, который мы еще не знали. Но мы не переставали искать. И это принесло плоды. В результате оперативных мероприятий мы выяснили, что наркотики поступают сюда в машинах.
Я чуть не подпрыгиваю на стуле. В смысле?! О чем он?!
– Да, Тагир, в автомобилях, которые приходили в ваш салон. Машины, обычно две-три из всей партии, были напичканы дурью. В салоне их уже потрошили и не продавали, а списывали как получившие ущерб при транспортировке. И отправляли на утилизацию. Было такое?
Я хмурюсь и отворачиваюсь. Смотрю в пол.
Да.
Импортными поставками заведовал дядя. Он умел договориться и решить дела с таможней. А еще следователь прав. В каждой партии оказывалась парочка машин, у которых были повреждения. Продавать такие машины по договору с заводом мы не имели право. Поэтому их списывали как естественную убыль и утилизировали. И этим тоже заведовал дядя.
Да ну нет… я не верю.
– Но почему вы уверены, что Мурад был в этом замешан? – спрашиваю я, опять переводя взгляд на следователя.
– У нас есть основания так думать. Но, конечно, мы хотели бы пообщаться с ним лично. Но… не получается. Дядя ваш неуловим,- усмехается. – Найти его не можем. Ни один телефон не отвечает. Вы давно его видели?
– Не помню, когда, - отвечаю честно. Дядя и правда пропал. А что если с ним что случилось?
– Ясно. Нам нужна ваша помощь, - говорит следователь. – Нам нужен ваш дядя. Это его единственная возможность сказать, что он ни при чем. И, - делает паузу, - в таком случае рассказать, кто может этим заниматься. Пока все ниточки ведут к нему. Все.