Запретная дверь
Шрифт:
— Мой парень? Переживет как-нибудь. Скажу, что дежурю в отделении. По сути, так и будет.
Он нахмурил брови, изображая Кривокрасова:
— Только учти, максимум, что я тебе позволю, — упоминание в конце статьи.
Она засмеялась.
— Расскажите, что вам снилось в последний раз, — попросила она. — Мне очень хочется знать!
Андрей вдруг помрачнел, вспомнив:
— Там мертвец в подземном зале.
— Кто? — Альбина перестала улыбаться.
— Мертвец. Очень страшный. Ты даже представить себе не можешь. Он пытался оставить меня в коме.
Глава четвертая
МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЛИ В БОЛЬШОМ
Если на свете существовала удивительная волшебная страна, то Элли очутилась именно в ней. Измотанная утренними событиями, девочка плелась по тротуарам, сжимая в одной руке куклу, в другой шоколадный батончик, и каждая открывающаяся частичка города поражала ее с неослабевающей силой.
Огромные белые дома уходили в небо. Улицы были широкими, просторными и чистыми. Вдоль улиц росли пальмы и деревья, усыпанные абрикосами, орехами, каштанами. Катящиеся по улицам автомобили были большими и сверкающими. Многие из них очарованная Элли увидела впервые, поэтому они показались ей странными. Люди здесь в большинстве своем одевались красиво и выглядели беззаботными. Они приветливо улыбались друг другу, а если останавливались, то заводили оживленный разговор.
Все это имело разительный контраст с родным городком, в котором Элли провела всю свою жизнь, не высовывая носа из крохотной квартиры мачехи. Дома там были низкими, а улицы тесными и замусоренными. Автомобили по ним ездили старые, с ржавчиной на дверях и колесных дисках. Люди одевались намного беднее, были раздражены и постоянно искали, где бы раздобыть денег.
Элли шла по Рио и разглядывала город ошалелыми глазами. Циклопическую чашу стадиона «Маракана». Зеленый ковер лесопарка Тижука, раскинувшегося на холмах посреди города. Футуристические небоскребы центра и проспекты. Витрины роскошных магазинов и рестораны. Заливы с белыми парусами яхт. Громадные пилоны многокилометрового моста Нитерой, протянувшегося на другую сторону бухты Гуанабара. Девочка никогда в жизни не видела ничего подобного и сомневалась, что увидит когда-либо еще.
На бесконечном городском пляже под солнцем лежали сотни загорелых тел. Элли нерешительно остановилась на границе, за которой тротуар превращался в песок. Ей хотелось зайти в воду, погладить набегающую волну, наступить на пену. Плавать она не умела. В Барбасене неподалеку от их дома находился пруд, где купались дети и иногда взрослые, но Мария-Луиза не водила туда девочку. Поэтому Элли очень хотела зайти в морскую воду… только ее смущали люди на пляже. Вдруг кто-то скажет, что здесь нельзя находиться посторонним? Она умрет со стыда.
Когда она двинулась от пляжа, так и не дотронувшись до воды, взору открылось нечто потрясающее, чего Элли раньше не замечала. Высоко в небесах, на вершине зеленого холма, вытянулась статуя. С расстояния она казалась небольшой, но девочка знала, что это не так. Бог раскинул руки над городом, словно держал его в своих объятиях, а может, под своим покровительством. Последнее показалось Элли ближе к истине.
При виде далекой фигуры она вдруг ощутила страх где-то в темечке. Он странным образом напомнил тот страх, который вызвала в ней подпрыгивающая в руках кукла. Элли не понимала связи между могущественной фигурой и необычной игрушкой, но была уверена, что она существует.
К слову сказать, после встречи с двоими опасными незнакомцами Элли часто пыталась заговорить со своей куклой. Когда она больше не могла идти, то присаживалась
Кукла молчала.
Она не подала ни единого знака с тех пор, как девочка сбежала от незнакомцев из пикапа. И Элли решила, что время для ответов пока не пришло. Когда будет нужно, кукла даст знать… Умом девочка это понимала, но все равно каждый час, присев на скамейку или бордюрный камень, вежливо задавала кукле вопросы. Проходящие мимо взрослые трогательно улыбались: девочка, играющая с куклой, — что может быть естественнее и милее! Никто из них понятия не имел, какие могущественные силы таились в обычной игрушке. Никто, кроме Элли.
От шоколадного батончика, порядком растаявшего на жаре, осталась только половина. Во время каждого привала Элли откусывала от него небольшой кусочек, который разбавляла хлебным мякишем. В результате голод ее не беспокоил. Поев сама, она обязательно угощала мякишем куклу. Маленькая спутница путешествовала вместе с ней и тоже испытывала голод. Девочка подносила мякиш к пластмассовым губкам, изображала чавканье, затем незаметно выбрасывала макиш на асфальт, будто кукла съела хлеб. Воду они пили из поливочных кранов, которые в обилии торчали возле газонов. Иногда к ним был приделан шланг, из которого человек в резиновом фартуке поливал кусты и траву. В этом случае Элли и кукла искали другие краны.
К вечеру, когда Элли пресытилась впечатлениями, незаметно, как прилив, накатила тоска. Каким бы прекрасным ни был новый мир — хотелось домой, к Марии-Луизе… Хотя, сказать по правде, хотелось даже не этого. Элли любила свою мачеху, потому что любить ей больше было некого, но в ответ она желала получать не только побои и ругань. Девочка мечтала вернуться в дом, который волшебным образом преобразится. Туда, где она будет желанной, где ее будут любить так же сильно, как в других семьях родители любят своих детей. Но, похоже, на планете Земля такого места не существовало, и скудные надежды Элли были связаны исключительно с родной Барбасеной.
Впрочем, глядя на статую бога, Элли казалось, что огромный вдохновляющий город может подарить все, чего ей не хватает.
Вечерний город за спиной Бычка светился огнями. Где-то там по улицам слонялась девчонка, которую они упустили. Он стоял возле окна, низко опустив голову, боясь смотреть в глаза боссу. Лусио сидел в своем излюбленном кресле, широко расставив ноги, слегка морщась, словно от головной боли. Телевизор на этот раз был выключен. Вместо него изображением и звуком являлся Гуго, потрепанный, со сломанным носом, но не потерявший ни грамма самоуверенности. Расхаживая из конца в конец комнаты, он объяснялся перед шефом, говорил много, очень много, еще больше жестикулировал. Его правое запястье перетягивал бит.
— Лусио, амиго, ты пойми, так получилась! — гнусавил колумбиец. — Девчонка вдруг чесанула от нас, я и глазом не успел моргнуть. Это мачеха виновата, не подвела к нам девчонку, как было условлено. Она… я ей глотку перегрызу, поверь мне! Я отправлюсь в эту долбаную Барбасену и порежу на части эту сучку. А еще этот… — Он ткнул пальцем в направлении Бычка. — Вместо того чтобы броситься за девчонкой, стоял и хлопал хлебалом. Будь я на его месте, то сразу бы за ней двинул, но я находился в кабине.