Запретная любовь. Колечко с бирюзой
Шрифт:
«О боже, боже, — проносилось у нее в голове, — и зачем только я все это написала! Теперь я еще в большем тумане, чем прежде, и просто не знаю, что на самом деле чувствую и что мне следует делать».
Мысли ее вновь вернулись к Уильяму Блейку и его нездоровым образам. Незримый червячок нанес свой страшный удар. Роза больна, и больна смертельно. Скоро с ней будет покончено.
Кристина уселась перед машинкой и закрыла лицо руками.
Она понимала, что в жизни ее действительно произошел поворот. Она не должна ни на йоту сомневаться в том, что больше всего
Но именно это Кристина не чувствовала.
Ей хотелось вернуться домой. Ей хотелось проснуться и очутиться снова в своей спальне в Корнфилде, услышать доносящиеся из сада крики детей, найти внизу своего Чарльза, быть может специально поджидающего ее, чтобы чем-нибудь досадить. Ей даже хотелось, пусть это было глупо и противоестественно, чтобы она сидела с ним в машине и они ехали бы в Саут-Норвуд на одну из ужасных трапез в доме Уинифрид.
Теперь, когда Крис столь многое излила на бумагу и узнала истинную правду о самой себе, а также о Чарльзе, она начала сомневаться в том, что сумеет когда-нибудь ужиться с этим своим новым внутренним «я», хотя и будет жить с Филиппом.
Зазвонил телефон.
Она вытерла тыльной стороной ладони глаза, кое-как собралась с мыслями и подняла трубку.
Звонил Филипп. Голос у него, как всегда, был чарующий, нежный, трогательный. Она вспомнила, что сегодня он должен вернуться из Парижа. Он говорил, что позвонит сразу же, как только доберется до своей квартиры.
— Как моя красавица?
Кристина почувствовала, как верхняя губа вздернулась; лицо исказилось в гримасе. Спутанные рыжие волосы падали на бледные впалые щеки.
— Я чувствую себя хорошо.
— Скучала по мне?
— Конечно.
— Чем ты занималась?
Она постаралась вспомнить:
— О, масса всяких событий: побывала с Фрэн и Стивом на новом спектакле в театре «Комеди». В прошлый уик-энд забирала к себе детей.
— Как они?
Ей показалось, что голос Фила стал несколько сдержанным. Когда речь заходила о Джеймсе и Диллиан, он никогда не проявлял особенного энтузиазма.
— Хорошо. Джеймс вырос на целый дюйм. Дилли по-прежнему довольно мала для своего возраста.
— Не станет божественно высокой, подобно своей матери?
— Нет. Надеюсь, она ни в чем не будет подобна своей матери, — многозначительно сказала Кристина.
С ноткой удивления в голосе Филипп спросил:
— Что-нибудь не так, детка?
Глядя на разбросанную по ковру рукопись, она сказала:
— Очень многое не так.
— Прыгай в такси и приезжай. Ты слишком долго была одна. Я быстро сумею добиться, чтобы ты снова почувствовала себя счастливой, бедная моя детка.
«Неужели, — думала она про себя, — это все, чего она хочет — просто снова быть вместе с Филиппом, лечь с ним в постель? Именно в этом и состоит ее полное и абсолютное счастье?» Она не успела еще ответить на этот вопрос, как он добавил:
— Кстати, у меня есть для тебя новости.
— Какие?
— Анри Бовуа заключил со мной контракт на несколько криминальных сериалов, идущих
Какая-то болезненная слабость, затуманивавшая сознание Кристины и мешавшая ей разобраться в своих мыслях и чувствах, превратилась в настоящий ужас. У нее возникло ощущение, что ее загоняют в клетку.
— Когда это должно произойти?
— Послезавтра. Я обещал Бовуа сразу же вернуться. Я знал, что ты, сокровище мое, поедешь со мной, и поэтому не стал возражать. Я забронировал для нас апартаменты в доме с очаровательным видом на Сену. На уик-энды мы будем летать на Ривьеру. Теперь, когда у меня есть этот контракт, о деньгах можно не заботиться.
— Ты его подписал?
— Конечно, детка. Это самая большая реклама, какую я когда-либо имел. Кроме того, сие означает начало нашей совместной жизни в Париже, где никто из тех, с кем нам придется встречаться, не знает о разводе, а если и узнает, ему будет решительно все равно.
— Но ведь мы еще не поженились.
— Дорогая, до окончательного приговора суда осталось всего несколько месяцев. Джордж Вулхэм сам тебе об этом на днях сказал.
Сердце у нее забилось учащенно.
— Но, Фил… сейчас еще только сентябрь. Детские каникулы кончаются двадцать второго. Адвокат Чарльза сказал, что в субботу я могу свозить их к морю. Мне и в голову не приходило, что ты захочешь забрать меня в Париж.
Короткая пауза, а затем снисходительный смех Филиппа.
— Моя милая Тина, это на тебя не похоже — быть такой неблагоразумной.
— Ах господи, разве я неблагоразумна?
— Ведь в конце концов, детка, речь идет о моей карьере. Мы с тобой поженимся, и со временем ты будешь делить со мной мои успехи. Если программа пойдет хорошо, весь Париж будет у твоих ног.
Теперь пришел ее черед смеяться, но на глаза навернулись слезы.
— Я не уверена, что хочу видеть у ног весь Париж. Ах, Фил, не сердись на меня, но я просто не могу обмануть ожидания детей. Я не могу, Фил!
— Ну право же, Кристина… — Таким сердитым голосом он никогда еще с ней не разговаривал. — Пока что я проявлял величайшее терпение, когда дело касалось детей, но теперь ты должна, наконец, отдать мне предпочтение. Полагаю, я не прошу слишком многого.
«Нет, — тупо размышляла она, — это не слишком много. То же самое продолжает твердить и Фрэн. Так же неразумно веду себя с Филом, как иной раз — только по другим поводам — поступала с Чарльзом. Они похожи на две половинки ножниц, и на этот раз вдвоем разрежут меня на части, а виновата только я. Я создала эти ножницы».
— Тина, что ты там толкуешь о каких-то ножницах? — Голос Филиппа в телефонной трубке зазвучал резче.
Она не заметила, что высказывает мысли вслух. От горестного смеха ее затрясло.