Запретная одержимость
Шрифт:
Это не меняет моих чувств.
Я стискиваю зубы, пытаясь заставить себя мыслить разумно. Это честный ответ, если она чувствовала себя так какое-то время, то… то, что она была пьяна, означает только то, что это придало ей смелости сказать мне что-то по этому поводу. Но это также не меняет другого факта… мне нужно прекратить это, пока все не вышло из-под контроля.
Даже если так, Саша, нам не следует говорить об этом.
Ее ответ почти мгновенный, как будто она долго думала о том, что хотела сказать.
Почему нет? Все остальные, кажется, думают, что ты смотришь на меня так, будто хочешь
Блядь. Ложь — это грех, это точно, но я ловлю себя на том, что пытаюсь решить, будет ли честность здесь большим грехом. Чего можно добиться, сказав ей правду, кроме как причинить ей боль, когда это ни к чему не приведет? Конечно, я хочу ее. Мой член пульсирует от одной только мысли, ноющий и твердый, мои яйца так напряжены, что я чувствую, как они прижимаются к моему стволу. Я ничего не хочу больше, чем ее, но, сказав ей об этом, она только удивится, почему я не хочу идти дальше.
Макс?
Я выдыхаю сквозь стиснутые зубы, изо всех сил стараясь не обращать внимания на свое возбуждение и пытаясь сосредоточиться на том, чтобы напечатать связный ответ.
Нам не следует продолжать, Саша. Ты пьяна, и это может плохо кончиться уже утром.
Это не ответ. Молниеносно приходит ответ.
Это единственный ответ, который я могу дать тебе сегодня вечером.
Когда я пишу это последнее предложение, мне кажется, что это немного убивает меня изнутри. Мне кажется резким, почти неправильным так резко обрывать ее, но я не знаю, что еще сказать. Если я расскажу ей о своих чувствах или позволю этому продолжаться, в конце концов будет только хуже. Я не хочу лгать ей и не хочу вводить ее в заблуждение. И то, чего я хочу больше всего на свете, я не должен и не могу иметь.
Когда проходит достаточно времени, и я понимаю, что Саша не собирается отвечать на мое последнее сообщение, я отбрасываю телефон в сторону и закрываю глаза. Мне пора спать. Но мой член пульсирует, когда я думаю о Саше в постели, о ее волосах, спутанных вокруг лица, умоляющих провести по ним пальцами, и мое разочарование, наконец, становится слишком сильным, оно выплескивается наружу.
Так или иначе, этот разговор и вызванные им расстроенные эмоции стали последней каплей, которая сломила мой самоконтроль. Я не могу заполучить ее, но мне кое-что нужно. После многих лет, когда я заставлял себя идти по пути самоотречения с помощью молитв и медитаций, наказывая себя за свои невольные слабости, нить, наконец, обрывается.
Я забираюсь под одеяло, одной рукой грубо стягиваю боксеры, а другой сжимаю свой набухший член. Мгновенного прикосновения плоти к плоти достаточно, чтобы я издал шипение удовольствия сквозь зубы, мои бедра дернулись вверх, упираясь в ладонь, и предварительная сперма мгновенно потекла по моему стволу. У меня под рукой нет другой смазки, но это не имеет значения. Я не думаю, что все равно смог бы остановиться. Когда я решаю позволить себе хотя бы это, мое возбуждение нарастает, захватывая мои чувства настолько полностью, что я теряюсь во внезапном море удовольствия.
Нет никаких шансов, что это продлится долго. Моя рука дергается вдоль моего члена, в бессмысленных движениях желания, мой рот приоткрывается, и долгий, низкий стон наполняет комнату. Мои пальцы сжимаются и перекручивают ткань нижнего белья, все мое тело содрогается от давно забытых ощущений, которые последние десять лет я испытывал только во сне.
Саша непрошено заполняет
В ту давнюю ночь, когда та девушка пыталась пригласить меня на заднее сиденье своей машины в выпускном классе, я думал, что, никогда не испытав удовольствия, я никогда не буду жаждать его. Я держался так долго, но…
Теперь мне кажется, что мой мир рушится вокруг меня.
Я задыхаюсь, когда мой член твердеет в моем кулаке, ощущения намного сильнее, чем я помню их с того момента, когда я в последний раз доводил себя до конца, целую жизнь назад. Мое тело поглощено этим, каждый мускул напряжен, каждая частичка меня пульсирует, когда весь мой мир сосредотачивается на моем набухающем члене и напряженных яйцах, внезапном приливе удовольствия, которое, кажется, исходит из моей сердцевины, мой член дергается в моем кулаке, и горячая сперма льется на мой сжимающий, поглаживающий кулак.
Стон удовольствия, срывающийся с моих губ, звучит почти болезненно, наполняя комнату, я выгибаюсь и вздрагиваю, трахая свою руку, когда сильно кончаю. Это лицо Саши, Сашины губы, которые я вижу, когда кончаю, и удовольствие, которое пронзает меня, кажется почти невыносимым.
Боже мой, на что был бы похож настоящий секс?
Толчки проходят сквозь меня, заставляя задыхаться, а сердце колотиться так, словно вот-вот разорвется, но блаженство длится недолго. Оно отступает почти так же быстро, как и появилось, оставляя меня с липкими от улик ладонями и бедрами, и меня захлестывает стыд. Не только из-за самого действия, но и из-за той, о ком я думал, когда делал это.
Как я мог быть таким эгоистом?
Чувство вины прожигает меня насквозь, когда я отдергиваю руку, отбрасываю одеяла и, спотыкаясь, направляюсь в ванную. Я знаю, через что прошла Саша, что она вынесла. То, что я мог сексуализировать ее таким образом, вожделеть ее ради собственного удовольствия, заставляет меня чувствовать такой стыд, что я даже не могу смотреть на себя, когда мою руки, оттирая следы, пока моя кожа не станет грубой и розовой.
Саше нужен кто-то, кому она может доверять. И я знаю, что передо мной стоит выбор.
Я могу быть таким для нее, или я могу держаться от нее подальше.
Эти два варианта — все, что есть.
11
САША
Как только мы возвращаемся в Нью-Йорк, все становится тяжелее, чем когда-либо за долгое время. После вечеринки прошло несколько дней, а я до сих пор не перезвонила Нику или кому-либо из других мужчин, которые, конечно же, откликнулись на игру в Tinder. Все, о чем я могу думать, это о ночном разговоре с Максом, о том, как мне неловко и как сильно я хотела бы взять свои слова обратно. Особенно после того, как он так старался избежать ответа на мой вопрос, что само по себе является ответом.