Запретная Родина
Шрифт:
– Хорошо, – ответила я. – Будь осторожнее.
Алеард поцеловал мои пальцы.
– Очень постараюсь.
– Так, вроде бы всё, – кивнул Айман. – Теперь нам осталось только экипироваться. Ребята, мы пойдём не третий этаж к Лестеру, а вы, девушки, поищите что-нибудь на первом.
– А что искать? – спросила я Алеарда.
– Маскировку, – улыбнулся он. – Тебе нужно вечернее платье. Иди с ними, мы позже встретимся, – и он подвёл меня к Норе.
– Как сходили? – спросил Алеард, когда мы ужинали на палубе. К сожалению, Ойло не смог к нам присоединиться:
– Успеете ещё от меня устать! – рассмеялся трог. – Это не повод расстраиваться.
Мы с Алеардом закончили дела к полуночи. На корабле отвезли Крыса и ещё троих ребят на окраину города и устроили в небольшом домике. Крыс порывался спрашивать у меня, для чего всё это, и я ловко отшучивалась. В итоге он отстал.
– В этом торговом центре заблудиться можно. Непривычно. Но наряд я купила.
– Я в предвкушении, – улыбнулся Алеард. Улыбка была хитрой и радостной. – Я вот тоже купил. С Ойло одно удовольствие шататься по магазинам. Терпеть не могу такие места, но он мне скучать не дал.
Я рассмеялась.
– А Лауре нравится. Кажется, она готова полдня провести среди одежды и обуви.
– Лаура выросла в Архъялв. Она любит моду и обожает дорогие вещи.
– Я не понимаю некоторые её слова. Она назвала Нору маньчурной, а меня – кукленком… Я, конечно, в куклы играла, однако со своей жирафьей внешностью на куклу вроде не похожа…
– Местный сленг, – рассмеялся Алеард. – Я не очень хорошо в нем разбираюсь, но, по-моему, кукленки – это капризули, а маньчурная значит вредная. И ты действительно не похожа на куклу, малышка. Скорее, на пушистую ласковую кису.
– Отлично, тогда ты – крупный рыжий кот, а, лучше сказать, тигр, – ответила я, шутливо толкая его в плечо.
Алеард чуть развернул корпус, и я свалилась в его объятья. Как хорошо, когда можно было отдаться в надежные руки всей собой! Он склонился и поцеловал меня в лоб, тронул губами упавшие на глаза пряди, медленно отвёл их в стороны и долго и пристально смотрел мне в глаза. Я любила, когда мы смотрели друг на друга, ведя тайный, никому более не доступный диалог, тот самый, что не нуждается в словах. Я с наслаждением подмечала каждое новое выражение его глаз, едва заметные движения губ, когда он хотел улыбнуться, и то, как он слегка хмурился, что-то обдумывая.
– Ойло совсем не изменился. От него всё также исходит огненный свет, – сказала я. – Этим вы похожи – согреваете, не обжигая.
– Он может осветить собой самый непроглядный мрак, – кивнул Алеард. – Этот дар живет в нем с рождения и не имеет определенности. Но я, малышка, умею обжигать. Как в хорошем, так и в плохом смысле.
Я смущенно рассмеялась.
– Меня пока что просто согреваешь.
– Именно что пока что, – усмехнулся Алеард. – Арон готовится завладеть городом, и я не могу оставить это без внимания. Но после – будь уверена – целиком сосредоточусь на тебе.
Я улыбнулась, предвкушая эти счастливые часы. Получив прежнее счастье, я хранила его, но не могла ожидать, что сразу возникнет человек, могущий отнять у меня любимого. Я чувствовала – Первый опасен. Куда опаснее тех бугаев возле метро. Страшнее всех, с кем я прежде имела дело. Он был опасен и
– Я буду ждать, сколько нужно, – прошептала я. – Сохраню воспоминания и о тебе желания.
– Звучит как песня, – улыбнулся Алеард.
– Она и есть, – сказала я и напела:
Храню воспоминания
И о тебе желания.
Не убегу, не убоюсь –
Вернусь.
Сейчас и навсегда
Пою и буду петь.
Засну и вновь во сне
Проснусь.
Пусть дождь в моё окно,
Где тихо и темно
Стучит и бьётся,
Но молчит.
Я всё равно найду
Твою безумную мечту,
Уберегу и сохраню,
Сманю.
А мне бы только дай коснуться,
К тебе вернуться, с тобою рядом
Проснуться.
И пусть на границе миров
Белые стада облаков
Пасутся.
И вдаль, подобно коням,
Несутся.
– У тебя прекрасный голос, малышка, – сказал он. За улыбкой последовал нежный поцелуй. За ним ещё один, короткий и дразнящий. – Кристиан, кстати, отлично играет на скрипке, а я немного бренчу на гитаре. Мы придумывали новые мелодии, когда настроение было. Иногда и пели. Редко, правда.
– Вот бы послушать вас!.. – воскликнула я, но Алеард лишь рассмеялся и молча покачал головой. – Меня папа учил на гитаре играть. Он пел для мамы песни собственного сочинения. Это ещё одна замечательная картинка из детства: они сидят вдвоем на холме, среди золотых летних трав, под лучами закатного солнца, и поют. Я помню эти песни, все до единой, но они не принадлежат мне всецело. У моих родителей иное ощущение любви. Более мирное, что ли…
– Нет ничего удивительного в том, что ты чувствуешь иначе. Путешествия меняют чувственное восприятие и заполняют вдохновением иных реальностей. Бродяги, если бы могли, написали множество песен. Но для этого нужен талант. Если я кое-как могу петь, поэзия мне не дается ни в какую. Кстати говоря, ты похожа на маму.
– Да?
– Ага. Я разговаривал с твоими родителями за несколько дней до нашего перемещения. Я говорил с семьями всех ребят. Мне было необходимо понять причины, по которым они отправляются в это путешествие.