Запретная страсть
Шрифт:
К радости Элизы, по крайней мере ее книги уцелеют и не попадут в лапы судебных приставов. Но радость тут же сменила тревога: она вспомнила, какую она принесла жертву и что теперь вправе требовать от нее Хартвуд. Элиза осторожно взглянула на своего покровителя, который писал, иногда в задумчивости потирая кончик аристократического носа. Интересно, что он рассчитывал получить от нее? Тетя Селестина никогда не углублялась в отношения между мужчиной и женщиной, твердо обходила эту тему стороной. Хотя до уха Элизы долетали кое-какие слухи о том, что порой происходит между неосторожными девушками и мужчинами, у нее никогда не хватало смелости поподробнее расспрашивать тетушку. Ну что ж, скоро она сама все узнает. Плакать и жаловаться на судьбу было бесполезно, решимость перед неизбежным охватила Элизу.
Одна-единственная мысль служила Элизе утешением. Если она пройдет через все испытания, которые ей приготовил лорд Лайтнинг, если все окажется не столь страшным и ужасным, то она очутится точно в таком же положении, как и Кларисса мистера Ричардсона. После стремительного и рокового падения она опять вернется к прежней жизни, вооруженная своим искусством предсказания, любимыми книгами, а также целым состоянием в двадцать пять фунтов. Взглянув мельком на ужасного Хартвуда, она взмолилась про себя: какие страдания ей ни уготовил бы ее мучитель, у нее должно хватить сил выдержать их.
Наступали сумерки. Эдвард тоже молился про себя, чтобы у него хватило сил выдержать то, что ему предстояло сделать в самом скором будущем. Он всегда гордился искусством обольщать женщин, но за последние годы он редко пользовался своим обаянием и умением; женщин манила, притягивала и влекла к нему его растущая дурная репутация, как огонь — бабочек. У него было много интимных связей, как с женщинами легкого поведения, так и с дамами высшего света. Первых притягивала его щедрость, тогда как светские дамы больше увлекались дьявольским образом, который приписывала ему молва. Надо было видеть горящие от возбуждения глаза лондонских леди, смотревших на него, когда он раздевался. Они как будто хотели увидеть копыта, скрываемые в начищенных до блеска сапогах, или мохнатый, раздвоенный на конце хвост, который должен был вылезти из расстегнутых штанин.
Наконец колеса кареты застучали по вымощенной дорожке, ведущей к дому Хартвуда. За окном почти совсем стемнело. Эдвард поежился, представляя, как все сразу станет скучно и прозаично, после того как пройдет мимолетное упоение. Еще один не без приятности проведенный вечер, еще одна соблазненная и вознагражденная женщина, еще одна краткая непрочная связь — как это было невыносимо!
Эдвард вздохнул и забарабанил пальцами по резной дверце кареты. Он уже начинал корить себя за опрометчивый поступок, но такова была его порывистая и очень часто великодушная натура. Ничего нельзя было уже поправить, дело надо было доводить до конца. Какой бы скучной ни предвещала быть наступавшая ночь, он должен был пробудить в душе этой серенькой мышки если не страсть, то по крайней мере прочную привязанность к себе. Если брать ее с собой в Брайтон к матери, то там они должны быть все время вместе; привязанность и верность не возникают по приказанию или принуждению, а ведь ему придется целых две недели рассчитывать на ее помощь и поддержку. Впрочем, он не заглядывал так далеко, более того, он отодвигал как можно дальше мысль о том, что должно было случиться вскоре. Судя по всему, без бренди было не обойтись.
Взглянув из-под полуопущенных век на будущую любовницу, Эдвард увидел ее белое как полотно лицо, на котором четко проступали веснушки. Он тут же понял, что бренди понадобится не только ему. Она выглядела настолько напуганной и скованной, что ему захотелось, чтобы как можно скорее прошел момент их близости. Ничего приятного он уже не обещал. Ну что ж, когда все будет закончено, он оставит ее и с наслаждением, которое он предвкушал весь день, погрузится в чтение недавно вышедшей поэмы Китса «Эндимион». Тоненькая книжечка лежала наготове в его кармане. «Вот так, моя дорогая предсказательница, — саркастично подумал Эдвард, — не только вы обожаете книги, видимо, мы оба разделяем любовь к чтению».
Когда экипаж подъехал к дому лорда Лайтнинга, уже настолько стемнело, что рассмотреть роскошный особняк было почти невозможно.
Невидимые слуги распахнули перед ними высокие дубовые двери, и они вошли в громадную переднюю, обитую потемневшими от времени дубовыми панелями. Не успела Элиза прийти в себя от восторга, как Хартвуд все также молча повел ее к широкой мраморной лестнице, боковую стену которой украшали большие портреты. У первых ступенек неподвижно стояла экономка. Не выказывая ни малейшего удивления перед тем, какую странную гостью вел под руку хозяин, экономка присела в почтительном реверансе и провела Элизу в роскошную спальню, где и оставила ее.
Экономка поставила на инкрустированном столике принесенный канделябр с тремя свечами, которые ярким светом освещали лишь кусочек огромной спальни, углы которой утопали во мраке. Но даже в темноте можно было разглядеть возле блестевшего полировкой столика роскошную кровать. Стены спальни были обиты, судя по всему, очень дорогой шелковой или штофной тканью. Золотые отблески от язычков свечей плясали на расписном потолке, прятавшемся где-то в вышине над головой Элизы.
Однако у нее не было времени, чтобы попусту глазеть по сторонам, рассматривая все это великолепие. В любой момент мог появиться лорд Лайтнинг, и тогда она узнает, на радость или на горе, что он хочет получить от нее. Ее урчащий от голода желудок вдруг сжался и затих, а в голове вихрем взметнулись непрошеные неудержимые мысли.
К чему именно он мог принудить ее? Каким унижениям подвергнуть? Разве тетя ее не предупреждала об опасности поддаться искушениям ее страстной натуры? Впрочем, делала она это не часто, поскольку никаких опасностей не было.
Что же заставило ее согласиться на предложение лорда Лайтнинга? Тетя Селестина советовала ей все время следить за своими поступками, ведь недаром она родилась под огненным и горячим знаком Овна. Элиза лучше кого бы то ни было знала, что нельзя поддаваться импульсивным желаниям, или думала, что знает. Однако одного лишь взгляда на необъятную постель, занимавшую весь центр спальни, на изголовье кровати, где возвышалась пирамида подушек, на огромное шелковое покрывало было достаточно, чтобы понять, что в ее голове не было ни крупицы здравого смысла. Элиза поежилась: как знать, может, ей придется заплатить слишком дорого за свою опрометчивость.
Если бы только тетя Селестина была жива. Как часто она выручала ее в трудные минуты жизни, помогая справляться с необузданными желаниями! Но нет, тетя умерла, и помощи ей было ждать неоткуда. И как Элиза отблагодарила тетю за то, что она воспитала ее, научила искусству читать человеческие судьбы по звездам, — она фактически отдала лорду Лайтнингу в залог Тетины любимые астрологические книги.
Элиза вдруг вспомнила, что в ее сумочке лежат ежегодные астрологические альманахи. Может быть, искусство тети поможет ей найти выход из создавшегося положения. Из гороскопа лорда Лайтнинга она же видела, что он совсем не такой человек, каким его рисует молва. Об этом забывать ни в коем случае нельзя. Пусть со стороны он выглядит ужасным и страшным, но она будет думать о нем только одно хорошее.
Она просунула в сумку руку и стала на ощупь искать гороскоп лорда Хартвуда. Наткнувшись на бархатный лист бумаги, она аккуратно вытащила его и астрологический альманах. Однако в спальне было так темно, что нельзя было ничего разглядеть. Свет от свечей падал лишь на столик и на кровать. Элиза, словно на горячие уголья, осторожно присела на край постели поближе к свечам и принялась бегло просматривать годичный астрологический альманах.
Хотя у нее не было времени, для того чтобы произвести точные расчеты положений планет в данный час, она решила воспользоваться одним особым способом, позволявшим быстро и почти без всяких расчетов составить астрологический прогноз. Этому ее тоже научила тетя Селестина. Но едва Элиза начала прикидывать и соображать, как дверь в темной стене открылась, она тут же обернулась на шум. В светлом проеме виднелась мужская фигура.