Запретная земля
Шрифт:
— Этот утес не больше двух сотен футов в высоту, я спущусь по нему за несколько минут! — воскликнула она. — Пожалуйста, Лахлан! Они так тревожатся. К тому же сегодня можно подготовить все, чтобы завтра утром сразу вытащить их без лишней траты времени.
— Но сейчас же прилив, — сказал Лахлан. — А вдруг ты не сможешь вовремя найти пещеру?
— Ой, да я же точно знаю, где она, — ответила Финн. — Я спущусь по скале прямо над Расселиной Нечистого и просто проберусь внутрь. Мне вообще не понадобится ступать на берег.
— Финн, ты можешь сказать, живы ли они до сих пор? — спросила Изолт.
Финн
— Вообще-то, нет, — призналась она. — Я чувствую какое-то мельтешение разумов, но между нами очень много камня.
— Я чувствую боль, — жалобно сказал Томас.
— А пророк? — Лахлан наклонился вперед, нахмурившись. — Ты можешь сказать, жив ли он еще?
Финн пожала плечами.
— Думаю, да. У меня больше нет его креста, который я вернула ему, и нет ничего из его вещей, чтобы прикоснуться к ним для верности. Думаю, он все еще жив, хотя его разум чувствуется очень слабо.
С этими словами она спешилась и принялась проверять свои веревки и воротки, готовясь к спуску. Пока она отсыпалась в ту ночь в лагере, интендант Лахлана подготовил для нее новое снаряжение. Один из армейских кузнецов сковал новые шпильки и квадратный молоток, как тот, который ушел на дно вместе с «Вероникой», и у нее была длинная веревка из волос никс, в свернутом виде превратившаяся в удивительно маленький моток, который Финн повесила на пояс.
Она надежно застегнула эльфийскую кошку в кармане плаща, прочно закрепила веревку из волос никс вокруг выступа скалы и начала проворно скользить по склону утеса.
Утес отбрасывал глубокую тень, но Финн не раз карабкалась по скалам в полной темноте, поэтому вниз спускалась без труда. Веревка была такой скользкой, что она могла съезжать по ней на большой скорости, и такой шелковистой, что при этом не обдирала руки. Время от времени она отталкивалась от поверхности утеса ногами, наращивая скорость. К тому моменту, когда она добралась до входа в пещеру, увенчанные белыми барашками волны уже ревели, захлестывая прибрежные скалы. Финн перевернулась, повиснув вверх ногами над Расселиной Нечистого.
— Эй, Паршивый! — прошептала она.
Внутри произошло какое-то слабое шевеление.
— Финн? — в голосе слышалось недоверие.
— Ага. Можно войти, или ты проткнешь меня своим радостным мечом?
— Нет, что ты, конечно же, заходи. — Диллон шагнул вперед, вглядываясь в темноту. — Где ты, Финн, в воде, что ли?
Она побарабанила ему по макушке.
— Наверху, балда.
Он поднял голову, вздрогнул и почесал в затылке.
— Пылающие яйца дракона!
— Отойди, копуша, ты что, хочешь, чтобы я приземлилась прямо тебе на голову?
Диллон отступил назад, что-то бормоча себе под нос, и Финн гибко скользнула в расселину, грациозно опустившись на землю прямо перед ним.
— Рада тебя видеть, Паршивый, как поживаешь? — спросила она.
Он рассмеялся, все еще потирая макушку.
— Да уж, Финн, чего у тебя не отнять, так это умения делать выход!
— Благодарю вас, добрый сэр, я старалась.
— Откуда, во имя Эйя, ты знала, что я сегодня несу караул?
— Знать такие вещи — мое дело, — ответила она заносчиво. — Я же все-таки Кошка.
Он ухмыльнулся.
— Слава Эйя, ты пришла, Финн, мы все с ума сходили от волнения. Не
Финн кивнула, тряхнув плечами так, что тяжелый мешок упал к ее ногам. Она заглянула через плечо Диллона в глубину расселины и увидела темные фигуры, сгрудившиеся вокруг костра, зажженного в дальнем конце необъятной пещеры. Никто пока ничего не заметил, и их безнадежно поникшие плечи потрясли ее.
— Лахлан и Изолт с солдатами там, наверху, — сказала она. — Они привезли с собой целителей, поскольку здесь есть раненые.
— А как все остальные?
Диллон помрачнел.
— Боюсь, мы потеряли довольно многих.
— Ох, только не пророка! — Финн вдруг стало страшно. Дать Киллиану Слушателю умереть после того, как они проделали такой долгий путь и столько пережили, чтобы спасти его!
— Нет, он все еще жив. Он крепкий старый орешек, несмотря на то, что с виду одна кожа да кости. Он еще и лучше, чем некоторые!
— А Энит? — воскликнула Финн.
— Нет, хотя она и очень слаба. Она едва поднимает голову со своих одеял, и если бы ты пришла чуть позже…
— Ну ладно, — с облегчением сказала Финн. Хотя ей, естественно, было жалко погибших матросов, она могла лишь радоваться, что на их месте не оказались Киллиан Слушатель или старая циркачка с серебряным голосом. Она уже двинулась было вперед, но Диллон положил руку ей на локоть.
— Прости, Финн, но боюсь, что твой старый слуга Дональд…
— Дональд?
— Да, Дональд. Он ловил рыбу со скал, и его смыло волной. Мы с Дайдом пытались спасти его, но все произошло слишком быстро…
Финн оцепенела от потрясения. Ей никогда не приходило в голову беспокоиться за жизнь старого слуги, хотя он был почти того же возраста, как Киллиан или Энит. Она уставилась на Диллона, потом ее лицо внезапно сморщилось, и из глаз полились слезы. Диллон неловко обнял ее, похлопывая по плечу.
— Не горюй, Финн, не горюй, — шептал он.
Финн вытерла глаза.
— Я не могу в это поверить. Он был таким… таким неустрашимым. — Ей в голову не приходило никакого другого слова, кроме того, которое Дональд так часто говорил сам.
— Нам очень его недоставало. Никто из оставшихся особо не умеет управляться с луком и стрелами, а лески упали в море вместе с Дональдом. Мы делали все, что было в наших силах, но нам пришлось очень нелегко.
Он подвел Финн к костру, где ее приветствовали с огромным воодушевлением. Содержимое набитого рюкзака было встречено почти с таким же восторгом, и она начала раздавать еду и виски из большой фляги, чувствуя, как сердце разрывается от горя и жалости. Все потерпевшие кораблекрушение выглядели невероятно худыми и бледными, их одежда превратилась в лохмотья. Большинство до сих пор были перебинтованы, а у некоторых руки и ноги оставались в тугих шинах. Энит лежала в тревожном забытьи, от которого ее не заставил очнуться даже весь этот веселый шум. Бранг до сих пор не пришла в себя после колдовской болезни, хотя при виде Финн ее зеленые глаза озарились радостью и облегчением. Эшлин лишь с усилием смог подняться на ноги, заходясь в мучительном сухом кашле. Его глаза, как и у Бранг, лихорадочно блестели. Но он поклонился Финн, сказав хрипло: