Шрифт:
1. Фессалийская тайна
Доспехи Септимуса Секста так сильно сверкали на солнце, что Юлии пришлось прикрыть глаза. Нынче ей привиделся какой-то ужасный сон, который она никак не могла вспомнить, но и отделаться от ощущения кошмара не получалось. Только сейчас, Юлия о нем забыла, когда увидела Септимуса, приветствующего ее отца. Сегодня один из самых знатных патрициев сделает ее семье официальное брачное предложение и назначит день свадьбы. Септимус Секст не только богат и влиятелен, он и красив. С его исполинским ростом и могучим сложением, могли сравниться разве
Впрочем, было одно обстоятельство, доставлявшее всей семье невесты сильнейшее беспокойство. Ее мать, Клодия Прима, ожесточенно сопротивлялась браку, вплоть до того, что грозила Квинту, отцу Юлии, разводом. Клодия ссылалась на некое пророчество, согласно которому в случае брака ее дочери с одним из Секстов, оба рода подвергнутся страшнейшим несчастьям. Квинту такого объяснения показалось недостаточно, и он принял предложение Септимуса, тем более что сама Юлия была влюблена в своего жениха безоглядно, несмотря на всю их разницу в возрасте. Септимус Секст был в два раза старше своей избранницы.
— Юлия! — вдруг раздался крик за спиной девушки, зачарованно наблюдавшей за своим возлюбленным.
Она обернулась и к ужасу своему увидела, что ее кормилица, рабыня-гречанка Лито, вскормившая ее и ухаживавшая за ней от рождения и до сегодняшнего дня, стоит, прислонившись к колонне, схватившись обеими руками за торчащий в ее груди кинжал.
Девушка пронзительно закричала, затем бросилась к Лито и успела услышать несколько слов, прежде чем та умерла.
— Он не… Не твой… — рабыня упала на каменные плиты, лицом вверх.
Юлия замерла в нескольких метрах от убитой и не могла оторвать глаз от кинжала, на рукоятке которого красовалась резная литера «К», знак, которым были отмечены все вещи ее матери! Нога в золоченой сандалии безжалостно наступила гречанке на шею, не дав произнести больше ни звука. Юлия подняла взгляд и встретилась с бесстрастным лицом Клодии Примы.
— Я поймала ее на воровстве, — спокойно сказала мать и, выдернув свой кинжал из груди Лито, спокойно удалилась, словно ничего особенного не произошло.
Юлия не могла пошевелиться. Она словно окаменела, не могла оторвать взора от кровавого пятна, расплывающегося на белой тунике Лито. Лицо убитой гречанки сохранило то странное выражение, с которым она окрикнула Юлию. Тревога, страх, забота — именно таким бывало лицо гречанки, когда она кричала на маленькую госпожу, стараясь уберечь девочку от какой-нибудь опасности. Лито хотела о чем-то предупредить! О чем-то сказать. Юлия посмотрела в сторону длинного темного коридора, куда ушла мать. Девушка схватилась рукой за колонну, и почувствовала, что холодный мрамор в состоянии согреть ее дрожащую
— Это не правда, — прошептала Юлия и вытянула вперед руку, дотронувшись до теплого тела, она неловко села на бедро и вдруг, неожиданно для самой себя, издала дикий, нечеловеческий крик. Потом закрыла голову руками, словно защищаясь от ударов, и беззвучно зарыдала, дрожа всем телом.
Отец и Септимус, выбежав на террасу вместе с охраной, увидели девушку, сидящую рядом с телом Лито, раскачивающуюся из стороны в сторону. Юлия смотрела перед собой стеклянными глазами.
— Кто это сделал?!
Квинт не мог поверить своим глазам. Лито была как член семьи. Несмотря на то, что ее купили на невольничьем рынке в Александрии, гречанка умела читать и писать на нескольких языках, слагала стихи, играла на музыкальных инструментах и была превосходной гимнасткой. Она воспитывала Юлию все эти годы, став для девушки настоящей матерью. Клодия Прима изредка появлялась у дочери, и больше заботилась о том, чтобы Юлия ее боялась и уважала, чем о чувствах собственного ребенка. Однако, несмотря на это дочь все равно относилась к матери с трогательной и болезненной нежностью, изо всех сил стараясь заслужить ее любовь.
— Юлия! О, Боги! — Квинт обнял дочь и обвел глазами присутствующих.
— Кажется, это вензель твоей жены, благородный Квинт, — заметил Септимус, склоняясь над телом убитой и спокойно разглядывая рукоятку кинжала, торчащую из груди рабыни.
— Это Клодия?! Юлия, ответь, это твоя мать?
Юлия кивнула. Ей взгляд остановился на кинжале, внезапно девушка почувствовала сильную тошноту. Зажав рот ладонью, она вскочила и бросилась бежать.
— Должно быть, эта рабыня доставила сильное неудовольствие твоей жене, — спокойно сказал Септимус.
— Эта рабыня вырастила Юлию, — Квинт был поражен безразличием Секста. — Ты себе и представить не можешь, что моя дочь только что пережила!
— Представь себе, благородный Квинт, могу. И даже очень живо, — губы Септимуса Секста скривились в болезненной усмешке. — Мою мать закололи почти таким же кинжалом у меня на глазах, а следом за ней и отца.
— Прости, — сенатор почувствовал стыд. Действительно, как он мог забыть, что Септимус Секст остался сиротой в возрасте семнадцати лет, его опекуном был назначен дядя — Корнелиус Агриппа. Трагическое убийство родителей Септимуса беглыми гладиаторами потрясло Сенат.
— Ничего, Квинт, я привык к тому, что люди думают, будто я любимец судьбы и никогда не знал горя. Однако надеюсь, что это досадное происшествие не помешает тебе назначить дату заключения брака, о которой мы договорились раньше?
Квинт задумчиво посмотрел на Септимуса. Конечно, смерть Лито потрясла его дочь и ей потребуется время, чтобы прийти в себя, может быть даже много времени. Однако Квинт больше не мог держать дочь подле себя. Слишком уж прекрасной она стала. Иногда отец ловил себя на мысли, что смотрит на Юлию глазами мужчины. Это пугало Квинта. Он старался избегать таких мыслей, но красота дочери, ее безыскусственность, чистота, кроткий нрав, заставляли его сердце биться чаще, а дыхание учащаться.