Запретные удовольствия

Мисима Юкио

Он услышал какой-то звук у двери кабинета. Было десять вечера. Приходить посетителям так поздно не было резона. Должно быть, это старая служанка несет чай. Сунсукэ открыл не глядя. Вошедший не был старой служанкой. Это был Юити.

– Вы работаете? – спросил он. – Я направился сюда так быстро, что служанка от удивления даже не успела сделать попытку остановить меня.

Сунсукэ вышел из библиотеки и посмотрел на Юити, стоящего посреди кабинета. Появление молодого человека было столь неожиданно, что казалось, будто он возник из тех самых книг, что Сунсукэ сосредоточенно изучал.

Они

обменялись приветствиями. С тех пор как они виделись последний раз, прошло немало времени. Сунсукэ проводил Юити к стулу и пошел за бутылкой вина, которую он держал для гостей в буфете библиотеки.

Юити услышал скрип сверчка в углу кабинета. Комната была точно такой же, какую он видел в первый раз. На полочках с безделушками, окружающих окно с трех сторон, располагалось множество предметов древней керамики, их расстановка нисколько не изменилась. Красивая старинная резная ритуальная кукла была на своем изначальном месте. Нигде не было видно осенних цветов. Каминные часы в черном мраморе точно так же мрачно отсчитывали время. Если старая служанка забывала завести их, её старый хозяии, которого мало занимали повседневные заботы, не притрагивался к ним тоже, и через несколько дней часы обычно останавливались.

Юити огляделся. Он чувствовал, что этот кабинет хранит какую-то тайну. Познав первую радость, он посетил этот дом, в этой комнате ему Сунсукэ читал отрывок из «Помазания Катамита». Он пришёл в эту комнату, охваченный страхом перед жизнью, и советовался с Сунсукэ по поводу аборта Ясуко. Теперь он был здесь, безмятежен и спокоен, его не трогали ни прошлые радости, ни прошлые беды. Через некоторое время он обязательно вернет Сунсукэ пятьсот тысяч иен. Он будет освобожден от тяжкого груза, свободен от всякого контроля над своей личностью. Он уйдет из этой комнаты, чтобы никогда больше не возвращаться сюда.

Сунсукэ принес бутылку белого вина и бокалы на серебряном подносе и поставил перед гостем. Он уселся на подоконник с положенными на него подушками с рисунком в стиле Рюкю и наполнил стакан Юити. Его рука заметно дрожала, расплескивая вино, невольно напомнив Юити трясущуюся руку Кавады за несколько дней до этого.

«Этот старик на седьмом небе, что я пришёл к нему так быстро, – подумал Юити. – Нет необходимости поднимать денежный вопрос прямо сейчас».

Старик и юноша подняли тост. Сунсукэ в первый раз посмотрел в лицо этому красивому молодому человеку, на которое он до сих пор не мог спокойно смотреть. Он спросил:

– Ну, как дела? Как жизнь? Ты доволен ею?

Юити двусмысленно улыбнулся. Его молодые губы сложились в циничную усмешку: он уже научился цинизму. Сунсукэ продолжал, не дожидаясь ответа:

– С тобой могло произойти все, что угодно, – чего я не в состоянии выразить – возможно, несчастья, потрясения, неожиданности. Но в конце концов, они ничего не стоят. Это написано у тебя на лице. Полагаю, ты изменился внутренне. Но внешне ты остался таким, как я впервые тебя увидел. Твою внешность ничто не может изменить. Действительность не в силах оставить ни единой зарубки на твоей щеке. У тебя есть дар молодости. Такой несущественной мелочи, как реальность, это

у тебя никогда не отнять.

– Я порвал с Кавадой, – сказал молодой человек.

– Это хорошо. Этого человека снедает собственный идеализм. Он испугался твоего влияния на него.

– Я имел на него влияние?

– Верно. На тебя реальность никогда не сможет воздействовать, но ты сам постоянно оказываешь влияние на реальность. Ты превратил реальность этого человека в вызывающее ужас существование.

Имя Кавады было упомянуто, но Юити сразу же упустил возможность сказать о пятистах тысячах иен, поскольку это спровоцировало бы поток нравоучений.

«С кем этот старик разговаривает? Со мной? – удивлялся Юити. – Если бы я его не знал, то вывихнул бы свои мозги, пытаясь осмыслить сумасшедшие теории Хиноки. Неужели он думает, что разговаривает со мной, когда мне нисколько не интересны эти надуманные теории, которые так его возбуждают?»

Взгляд Юити неосознанно переместился в темный угол комнаты. Казалось, старый писатель разговаривает с кем-то еще, стоящим позади Юити.

Ночь была тихой. Кроме звуков, издаваемых насекомыми, ничего не было слышно. Бульканье вина, наливаемого из бутылки, было таким, словно перекатывались драгоценные камни. Бокал из граненого стекла сверкал.

– Вот, выпей, – сказал Сунсукэ. – Сейчас осенний вечер. Ты здесь, у нас есть вино, что еще можно желать от этого мира? Сократ слушал пение цикад по утрам у небольшого ручейка, когда давал уроки красивому мальчику Федру. Сократ задавал вопросы и отвечал на них сам. Он открыл окольный путь достижения истины посредством задавания вопросов. Но никогда не получить вопроса от абсолютной красоты в естественном теле. Вопросами и ответами могут обмениваться только предметы в одной категории. Духовное и плотское никогда не смогут вести диалог.

– Духовное может только задавать вопросы. Оно никогда не может получить ответ, если только от эха. Я бы предпочел не быть в положении того, кто задаст вопросы и отвечает на них сам. Моя участь – задавать вопросы. Вот ты – красивое естество. Вот я – уродливая духовность. Это извечная схема. Никакая наука не может заставить их вести диалог друг с другом. Я не намерен умышленно преуменьшать своё духовное начало. В духовном есть множество удивительных вещей.

Но, Юити, мой мальчик, любовь – по крайней мере, моя любовь – не имеет даже и намека на надежду, которую питал Сократ в своей любви. Любовь рождается только из безнадежности. Духовное против плотского – доказательство превосходства духовности над такой непостижимой вещью, как любовь.

Тогда почему я задаю вопросы? Для духовного не существует иного способа доказать себя, как задать вопрос о чем-то еще. Духовное, которое не задает вопросов, ведет сомнительное существование…

Сунсукэ замолк. Он повернулся и открыл окно в нише. Выглянув через сетку от насекомых, посмотрел вниз в сад. Там слышался слабый шелест ветра.

– Похоже, поднимается ветер. Наступает осень. Здесь не жарко? Если жарко, не оставить ли окно открытым?

Юити покачал головой. Сунсукэ снова закрыл окно, а потом, глядя юноше в лицо, продолжил: