Запретный плод сладок
Шрифт:
Оставшись с ним наедине, я вдруг почувствовала какую-то неловкость и страх. О чём нам сейчас говорить? Как объяснить друг другу всё то, что произошло? Да, и стоит ли вообще...
– Как ты, любимая?
Любимая... за это словно не жалко и жизнь отдать. Почувствовав, как горлу вновь стал подкатывать комок удушающих слёз, я едва заметно улыбнулась, тихо прошептав:
– Хорошо. Уже хорошо.
– Всё закончилось.
– Да, закончилось.
– Теперь всё начинается заново.
– Да, теперь всё начинается заново, - вторила ему беззвучным голосом.
– Прости меня любимая. Прости за то, что такой идиот, - уткнувшись лицом мне в живот, Антон осторожно сминал мои ладони в своих так, как будто ему было это жизненно необходимо.
–
– Что?
– оторвавшись от меня, Антон взглянул на меня полными искрящейся надежды глазами.
– Люблю тебя, говорю, - эти слова дались мне так просто и легко, что как только я их произнесла, у меня с души, словно камень спал. Вот тогда-то я и поняла, что всё действительно начинается с чистого листа.
– Любишь... любишь... ты любишь меня?
– тихо, с не скрытой дрожью в голосе произнёс Антон.
– Люблю.
– Любишь даже после всего того, что произошло?
– Люблю.
– И будешь любить, если узнаешь, что я до конца из себя представляю?
– Представлял, - мягко поправила я, разрываясь от желания поцеловать его.
– Всегда буду любить.
– Всегда?
– беззвучно переспросил Антон.
– Всю жизнь.
В его глазах засветились искорки, выстраданного счастья. А мне в этот момент, почему-то захотелось накричать на него. Он думает, что его нельзя любить, но, ведь я люблю.
– Меня посадят, наверное, - всего три коротких слова, и у меня перед глазами всё рухнуло. Посадят... его опять заберут от меня?!
– Ты, только не плач, малышка не плач. Я всё это заслужил. Я столько всего наворотил, что на пожизненное хватило бы, но суд даст никак не больше лет десяти.
– Десяти...- я не слышала свой голос, не чувствовала как по щекам вновь катятся кристаллики слёз, так больно, так ужасающе страшно мне никогда ещё не было. Никогда!
– Твоя мама, спит в соседней палате, - тихо произнёс Антон, и сцеловал пересохшими губами каждую слезинку с моего лица.
– В палате? Её тоже положили в больницу?
– вскрикнула я, и чуть не запищала от прострелившей тело боли.
– Лежи! Не шевелись, тебе нужен покой!
– строго сказал Антон и сжал в руке мою ладонь.
– Нет, с твоей мамой всё в порядке, она просто не хотела уходить из больницы, как я, и твоя истеричная подружка, Денис её с трудом к себе отволок.
Последняя фраза отразилась вытянувшимися в улыбку губами. Денис отвёз Кристину к себе домой. Значит, зря я переживала по поводу её и Лёшки. Моя подруга и без меня не даст себя в обиду.
– А, Руев, Олег, мой отец, что с ними?
– Олега, и его отца ждёт суд. Собственно как и меня, и всех участников той потасовки. Столько ментов понаехало... в этот раз уже вряд ли отвертеться, получиться. Отвечу, любимая, за все свои грехи, на территории РФ, - последнюю фразу я не совсем поняла, но вдаваться в её подробности не стала. А вот последующие за ней слова, на несколько секунд парализовали меня, - твоего отца убили. Точнее убил. Руев. Не преднамеренно, во время перестрелки.
Что я почувствовала после этого известия? В первую секунду в голове промелькнула мысль, что ровным счётом ничего. Но только в первую секунду. По мере того, как глубже я осознавала смысл этих слов, мне становилось все более скверно и гадко. Мёртв. Он мёртв. Мой отец, с которым я так практически и не успела познакомиться.
– Ярослава, милая моя, десять лет - это много, это ужасно много. Я выйду из тюрьмы совершенно другим человеком, и вряд ли он тебе понравится. Не надо меня ждать, слышишь? Если любишь, люби, но жизнь себе не ломай. Ты ещё слишком молодая, всё пройдёт, вот увидишь, и твои чувства ко мне угаснут. Живи, люби, будь счастлива. Поверь мне, очень скоро тебя приберёт к рукам, хороший, нормальный парень. Ты выйдешь за него замуж. У вас будет много детей. Ты будешь счастлива. Не жди меня, не нужно!
Вошедший в палату врач, не дал мне ответить.
– Молодой человек, пора, - постучав по наручным часам, пожилой мужчина пожал плечами и виновато улыбнулся.
– Ты будешь счастлива, моя родная. Не жди меня.
Он вышел из палаты, а вслед за ним, ещё раз поинтересовавшись моим самочувствием и сообщив, что скоро ко мне придёт медсестра делать уколы, удалился и врач, плотно прикрыв за собой дверь.
– Ты, прав Антон, - уткнувшись невидящим взглядом в потолок, ровно произнесла я.
– Всё будет хорошо. Я выйду замуж. У меня будет много детей. Я буду счастлива. Я тебя дождусь.
Эпилог
Холодный ноябрьский ветер, выбивал пряди золотистых волос, из сплетённой набок густой косы. Молодая женщина, в чёрном строгом пальто, не отрывала от тюрьмы взгляда своих изумрудных глаз. Сколько чувств в них смешалось. Тревога, волнение, страх, нежность, радость, и неописуемая любовь. Она ждала. Она всегда его ждала. Каждую минуту. Каждую секунду. Каждый миг. Каждое мгновение. Она ждала его. Вечером, перед тем как лечь спать она несколько часов думала, о чём написать ему. Хотелось сказать так много, но на ум не приходило ничего. В каждое слово, вычерченное на бумаге каллиграфическим почерком, она вкладывала всю свою душу, всё сердце, всю любовь. Она была счастлива. Как он и просил в своём каждом коротком письме. Он просил, чтобы она жила дальше, чтобы радовалась каждому дню, чтобы почаще улыбалась, чтобы была счастлива, а ниже мелким почерком приписывал, что любит, и ждёт её фотографии. Он всегда, в конце каждого письма просил прислать фотографию. Она выполнила каждую его просьбу. Она стала жить дальше. Окончила школу, пусть и не с золотой, но с серебреной медалью. Поступила в институт. Блестяще учится на детского врача. Радуется каждому дню. И часто балует родных своей улыбкой. Только вот одну его просьбу она никак не смогла выполнить. Он просил не ждать его, а она ждала. Все эти пять лет жила одними лишь его письмами. Он запрещал приходить к нему, а она приходила. Он запрещал приносить ему что-либо, а она тащила с собой несколько пакетов, которые осторожно, вместе с тысячной купюрой, просовывала через смотрящего. Как изменилась её жизнь за эти пять лет? В корне. Казалось бы, она разделилась на 'до' и 'после'. Суд состоялся 14 апреля. Владимир Руев получил самый большой срок. Пятнадцать лет. Ему зачли не только убийство Дмитрия Шахновского, но и какие-то махинации в бизнесе. Бориса Корнилова, - 'начальника' Антона и Дениса, - осудили на тринадцать лет лишения свободы. Ему так же припомнились дела прошлых, лихих '90х'. Денис получил шесть лет лишения свободы и один год условно. У Олега был самый маленький срок. Три с половиной года. Антон получил семь лет лишения свободы. Когда оглашался приговор, она потеряла сознание. Уже не видела, как его уводили из зала суда. Не видела его глаз в тот момент. Не слышала слов. Первые несколько дней, прибывала в отрешённом состоянии. Не вставала с постели, не подпускала к себе ни маму, ни Кристину, не хотела ни есть, ни пить. Помог ей справиться с этой ситуацией всё тот же доктор, который впоследствии стал к ним наведываться с завидным постоянством. А ещё через год, он с её мамой сыграл скромную свадьбу в компании близких друзей. Однажды Ярослава спросила у неё, любит ли она Максима Сергеевича, так же, как её отца? Ответом было затяжное молчание, и скатывающиеся из глаз алмазы не выплаканных за все эти годы слёз. Больше эта тема в их семье не поднималась.
Несколько раз в месяц Ярослава приходит на могилу своего отца. Сама не зная почему, но девушка уже давно заметила, что рассказывая ему все события своей жизни, ей становится легче. Простила ли она его? Да, простила. Он хотел обрести семью. Он её обрёл. Только уже после смерти. Несколько раз, Ярослава видела свою маму у его могилы, видела, как она плакала и почему-то просила прощения. Хотя ей прощения было просить не за что. Слышала, как говорила, что любит, и всегда будет любить. Хотела подойти и обнять её, но не решалась.