Запретный плод
Шрифт:
Он вошел в нее, поскольку его возбуждение снова начало пульсировать в своей наивысшей точке. Он вошел в нее так глубоко, что у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, как последний оргазм заставил дрожать все тело.
— Я не могу двигаться, — прошептала она, когда наконец смогла говорить.
— Ты и не должна, — шептал он в ответ, томительно медленно скользя внутри нее, так что она рисковала потерять сознание.
Для человека, который испытал в жизни все, что можно было испытать, Этьен только сейчас открыл истинное значение любовного сумасшествия. Если
Наконец он был счастлив.
— Ты мой, — сказала Дейзи с улыбкой.
— И помни об этом. Навсегда, — хрипло проворковал он.
— Навсегда, — согласилась она, испытывая блаженство.
Они остались этой ночью вместе, не заботясь о следующем дне. Два человека лежали рядом на старинной кровати два человека, для которых имели значение только их объятия и любовь.
Поздно ночью Этьен, обняв Дейзи, пробормотал под сводом балдахина:
— Напомни мне выдать премию моему кондитеру.
После того как она заснула, он держал ее в своих объятиях и смотрел на огни на реке. Странная грусть одолевала его. Он чувствовал, что его предыдущая жизнь прошла незаметно, как баржа за окном. Жизнь прошла с неимоверной скоростью в бессмысленной трате драгоценных дней, недель и лет, распыляемых в погоне за пустыми удовольствиями.
Его любовь к Дейзи дала ему время, чтобы осознать это. Жизнь ушла быстро, безжалостный сороковой день его рождения был только месяц назад. Его отец умер в сорок два. Переходный период, подумал он, наблюдая баржу, проходящую за окном.
Он не хотел, чтобы его попрекали эгоистичным желанием быть счастливым после двадцати лет выполнения своих обязанностей. Близость с женщиной, которую он любил, была ему крайне необходима.
Его династический брак был потертым и тусклым. Он был удобен для жены, чтобы внести свой вклад в ее пресыщенную жизнь, чтобы она могла занимать соответствующее положение.
Внезапно он почувствовал, что не может больше заполнять свою жизнь одними развлечениями. Достаточно. Жизнь была слишком коротка. А удача слишком неуловима…
Он наконец нашел женщину, которая затронула его душу, и он постарается сохранить ее.
Ворпреки всем Монтеньи, судьям и правилам его мира.
Герцог вздрогнул, когда, открыв глаза, увидел перед собой фигуру камердинера. Интересно, сколько Луи простоял здесь в почтительном молчании?
— В прихожей посетители, господин герцог. — Его голос прозвучал приглушенно, и на мгновение Этьен засомневался, правильно ли он его понял. Луи лучше него знал, как нужно обращаться с ранними посетителями.
— Почему они в прихожей? — поинтересовался он, поскольку если посетителям удалось миновать дворецкого Бернса и Луи, то это явно нуждалось в объяснении.
— Они настаивали на встрече с вами,
— Они?
— Архиепископ и вдовствующая графиня Монтеньи.
Должно быть, возмущение на его лице проявилось слишком явственно, потому что Луи тут же пустился быстрым шепотом перечислять события, предшествующие оккупации прихожей, находившейся всего в двух комнатах от спальни герцога. Выражение лица и тон Луи еще в большей степени, чем поток слов, свидетельствовали о масштабах усилий, прилагавшихся для того, чтобы удержать пришельцев на нынешнем рубеже.
— Они твердо намеревались пройти прямо к вам в спальню, ваша светлость. Простите, ваша светлость, может быть, распорядиться, чтобы их выдворили из дома?
Этьен оценил преданность Луи и какоето мгновение наслаждался перспективой выбросить из дома этого лицемерного кретинаархиепископа. С матерью Изабель, к сожалению, поступить так покавалерийски было невозожно. Поглядев на Дейзи, продолжавшую мирно спать в его объятиях, он снова повернулся к Луи:
— Дай им чаю и скажи, что я сейчас выйду, — и благодарно добавил: — Спасибо, Луи, что не впустил их. И все же камердинер был явно расстроен.
— Жаль, ваша светлость, что не я встретил их у дверей, но Берне сказал, что архиепископ буквально отпихнул его в сторону. Он ведь всетаки архиепископ, ваша светлость. Нельзя не считаться с последствиями сопротивления лицу такого сана.
— Конечно, ты тоже ничего не смог бы поделать.
— Берне и двое лакеев сторожат дверь в прихожую. Она заперта, монсеньор.
Этьен не мог сдержать улыбку, представив себе обоих «гостей» запертыми в прихожей. Оставалось надеяться, что они не пытались открыть дверь.
Спустя пять минут он был уже одет, Дейзи продолжала мирно спать в его постели. Заснули они довольно поздно, и, если бы его внутреннее ощущение времени не напомнило ему, что пора вставать для утренней прогулки верхом, он тоже мог бы еще спать. Интересно, а сколько Луи простоял бы у кровати в почтительном молчании?
Когда он оделся, Луи ожидал его с дымящейся чашечкой крепчайшего кофе. На несколько секунд он задержался у окна, чтобы выпить кофе. Движение по речной глади было в это утро довольно оживленным; солнце щедро заливало все вокруг весенним золотом, молодая листва на деревьях еще имела ранний, сероватозеленый оттенок. Ну что ж, он любил и был любим, начинающийся День сиял свежестью и чистотой, мир был полон ожиданий и надежд.
— Проводи меня, Луи. После такого кофе я могу встретиться и с этим засранцемепископом, и даже со святошейтещей.
Подойдя к запертой двери, Этьен отмел извинения Бернса и поблагодарил его и двух лакеев за то, что они не допустили нежелательного вторжения в его личные апартаменты. После этого в хорошо смазанном замке повернули ключ и «гостям» было объявлено о его прибытии.
— Мы разбудили вас. — Теща бросила неодобрительный взгляд на его домашний наряд — рубашка с короткими рукавами, брюки и сафьяновые шлепанцы на ногах. Ее слова прозвучали как официальная констатация факта, а отнюдь не как извинение.