Запретный поцелуй
Шрифт:
– Мне нужно от вас гораздо больше, чем просто вальс, как вам отлично известно. И для того, что я намерен сделать, нам нужно уединение.
Уединение! Если он снова начнет ее целовать, похоже, она расколется и все ему расскажет.
Но леди Эмма не отказалась бы спуститься с ним в сад. Она слишком уверена в себе, чтобы отступить так глупо. Напротив, эта леди наверняка не отказала бы себе в удовольствии устроить свидание наедине с неженатым графом столь высокого положения, как Джордан.
Сосредоточившись на этой мысли, Эмили позволила ему увлечь себя вниз по лестнице, механически передвигая
– Ну так как, Эмили? – Граф отпустил ее руку и повернулся к ней с видом старшего брата, отчитывающего ребенка. – Что вы должны мне сказать?
Снисходительность его тона придала ей отваги. Как он смеет обращаться с ней, словно с какой-то дурой?!
– Ума не приложу, что вам сказать. Эта ваша небольшая фантазия, лорд Блэкмор… – Раскрыв веер из слоновой кости, прикрепленный тонкой нитью к ее запястью, она принялась лениво обмахиваться. – Дочка священника? Ее я должна изображать? Может быть, вы согласитесь на цыганку, на худой конец? Но дочь священника слишком скучная роль!
Наградой ей послужило ошеломленное выражение его лица.
– Прекрати притворяться! – прорычал он, грубо хватая ее за плечи. – Я отлично знаю, кто ты такая!
– О, не думаю, что знаете. – Одарив его кокетливой улыбкой, несмотря на судорогу, сжимавшую желудок, она пробежалась пальцами вверх по шелковистому лацкану его фрака. – Если бы вы и вправду хоть что-нибудь знали обо мне, то сразу же потеряли бы всякий интерес к этой особе, Эмили.
Джордан недоуменно моргнул, затем снова внимательно осмотрел ее, словно хотел понять, в чем он ошибся. Потом угрожающе прищурил глаза.
– Вы не станете возражать, если я узнаю правду единственным способом, который могу придумать?
– О-о? И как же это?
Его руки сомкнулись на ее талии, крепко прижав ее к нему.
– Поцеловав вас, как я целовал ее.
У Эмили не было времени подготовиться, прежде чем его рот завладел ее губами. Хотя она уже почти ожидала этого, прикосновение его губ явилось для нее шоком. В точности как той ночью в карете… то же самое ошеломляющее наслаждение, сметающее прочь ее сдержанность, тоже жаркое безудержное возбуждение, влекущее ее к мужчине, запретному для нее. Она сгорала и таяла рядом с ним, как масло на куске горячего хлеба.
Но когда он оторвался от ее губ и прошептал «Моя нежная Эмили!» с выражением, не оставляющим сомнений в его уверенности, у нее оборвалось сердце. Она все сделала неправильно! Эмили Фэрчайлд беспомощно таяла. Эмма Кемпбелл жарко пылала.
– Я Эмма, – прошептала она, поправляя его. Затем дерзко обняла за шею и с силой притянула его голову к себе для нового поцелуя.
Он сразу же оцепенел, хотя и не отшатнулся. Вспомнив, как он целовал ее в карете, она приоткрыла рот и беззастенчиво дотронулась языком до его языка, затем пробежалась им вдоль его неподатливых губ, повторяя его собственные действия той ночью.
На мгновение Эмили испугалась, что зашла слишком далеко. Тело его застыло, столь же несокрушимое, как айсберг, а она с бесстыдной развязностью стояла, приподнявшись на цыпочки и приникнув
Затем хриплый рык вырвался из его горла, и он жадно захватил алчущим ртом ее трепещущие губы. Крепкие руки тесно прижали ее к его напряженному мускулистому телу, и он принялся так яростно и безудержно целовать ее, что совершенно ошеломил.
Поцелуй Джордана возбудил девушку, сердце ее лихорадочно забилось. Оказалось, не слишком-то сложно изображать леди Эмму, дерзкую самоуверенную девушку, наполовину шотландку. Забыты были робкая неуверенность и непорочное поведение Эмили Фэрчайлд, отброшенные прочь, словно ненужные глупости. Граф очень сильно привлекал ее, и потребовался совсем незначительный толчок, чтобы вывести ее за грань и ввергнуть в пучину страсти.
Поэтому, когда он просунул свой язык глубже, она сплела с ним свой и затем двинулась дальше, скользнув языком между его приоткрытых губ, исследуя опасные жаркие глубины его рта. Его поцелуи стали почти грубыми, словно он не мог насытиться ими. Снова и снова он терзал ее рот, и когда это уже перестало его удовлетворять, он принялся осыпать властными собственническими поцелуями ее щеки и шею. Его шершавая кожа царапала ее, и его мускусный запах смешивался с цветочными ароматами, витавшими в воздухе сада.
Руки Джордана блуждали по ее телу, гладили спину, скользили по бедрам. Не связанный больше никакими запретами, он оставил ее шею и принялся целовать ключицы, затем ниже, вдоль выреза ее платья, пока не достиг ложбинки между грудями.
Девушка едва не оттолкнула его, пораженная его дерзкой развязностью. Но вовремя спохватилась. Изогнувшись дугой назад, она позволила его уверенным умелым губам исследовать выпуклости ее нежных грудей.
Удовольствие растекалось вниз по ее животу, словно струя теплого меда. «Силы небесные! И почему греховные деяния так приятны?» Чем больше его горячие губы ласкали ее, тем больше ей хотелось, чтобы ласки распространились и на те части ее тела, которых дозволено было касаться только законному мужу. Она едва могла дышать, мысли путались в голове. Она быстро теряла контроль в этой сладостной схватке.
Тут граф оттянул отделанный тесьмой вырез ее платья и выпустил наружу одну ее грудь, ошеломив девушку до глубины души. С силой оттолкнув его, она вырвалась из крепких объятий и, прикрываясь, скрестила на груди руки.
Тысячи упреков теснились на ее губах, когда ее взгляд встретил его глаза, ожесточенные, алчущие, полные вожделения. Затем она спохватилась. Леди Эмма не стала бы упрекать мужчину за то, что он мужчина.
Потребовалось усилие всей ее воли, чтобы изобразить уклончивую улыбку на губах и убрать от груди руки.
– Сомневаюсь, что ваша Эмили когда-либо целовалась подобным образом, лорд Блэкмор.
Девушка горячо молилась, чтобы тусклый свет, озарявший аллеи сада, скрыл от него истинное воздействие на нее их встречи. Если бы он могу слышать, как колотится ее сердце, или увидеть, с каким трудом она пытается вдохнуть в легкие воздух, то сразу бы понял, что для нее это не просто легкий флирт.
Слава Богу, он, кажется, ничего не заметил. Когда он приблизился к ней, горячее желание на его лице сменилось неподдельным изумлением.