Шрифт:
.
Купецъ Провъ Семенычъ Книжкинъ пришолъ изъ лавки домой обдать, помолился на образа и обругалъ жену — "зачмъ новое божіе милосердіе мухи засидли";- снялъ съ себя сюртукъ, жилетку, прошолся по комнатамъ, помурлыкалъ себ подъ носъ "возопихъ всмъ сердцемъ моимъ" и опять обругалъ ее за то, что канарейка на полу насорила. Свъ обдать, онъ три раза придирался къ ней изъ-за кушанья и опять три раза принимался ругаться, но наконецъ, навшись,
— Кофейку сейчасъ сварить, или посл? — спросила жена, радуясь что мужъ угомонился.
— Кофейку, кофейку! — передразнилъ онъ ее, но уже ласковымъ голосомъ. Только и на ум, что кофеекъ, а чтобъ объ дл подумать. На это васъ не хватаетъ.
— Кажется, я завсегда думаю…
— Въ томъ-то и дло, что не всегда. Петрушка вонъ на возраст, а нешто ты ему невсту подыскала? Это дло теб слдоваетъ. Какая-же ты мать посл этого? Все я, да я…
— Да вдь гд-жь подыскивать-то? Хорошія невсты по улицамъ не валяются… — оправдывалась супруга. По зим вонъ сваха Лукерья ходила къ намъ, такъ самъ-же ты ее отучилъ, самъ-же посулился ей ребра обломать.
Послдовало нсколько секундъ молчанія. Провъ Семенычъ опрокинулся на спинку стула, самодовольно улыбаясь, поколотилъ себя по животу, и произнесъ:
— Нашолъ я ему невсту. Стряпчій Александръ Захарычъ сватаетъ. Двушка, говоритъ, отмнная… Рыбныя тони у нихъ. Богатые купцы. Дв дочери: одна невста, другая подростокъ… Также и лсъ сплавляютъ… Одного, говоритъ, лсу въ Новгородской губерніи десятинъ четыреста. Два брата ихъ… Маховы по фамиліи…
— Слышала, слышала… Богатйшіе купцы… — поддакнула жена. Только отдадутъ-ли за нашего Петрушку-то? Къ нимъ вонъ по зим, овощенникъ Ключилкинъ сватался, такъ тому карету подали. Мн бабка въ баняхъ сказывала.
— Посмотрть надо, попытаться… Александръ Захарычъ человкъ обстоятельный; зря болтать не станетъ.
Провъ Семенычъ всталъ съ мста.
— Ну-съ, Аграфена Астафьевна, вотъ вамъ нашъ сказъ, — обратился онъ къ жен: теперь я спать лягу а, ужо, какъ Петрушка изъ лавки придетъ, — разбуди меня, потому мы сегодня и невсту смотрть подемъ. Я ужь веллъ ему приготовиться.
— Ахъ, Господи! — всплеснула руками Аграфена Астафьевна. Да какъ-же такъ вдругъ?… У меня и платье грограновое распорано…
— Ну, такъ что-жь что распорано? Пущай его!.. Я одинъ съ Петрушкой поду. Возьмемъ карету и отправимся, потому они тамъ на самыхъ тоняхъ и живутъ.
— Что-жь это за смотрины такія, коли-ежели безъ матери! — проговорила она.
— Дура и больше ничего! Нешто это настоящія смотрины? Настоящія впереди. Тогда предупредить слдуетъ, чтобъ, значитъ, ждали, а сегодня мы създимъ такъ, больше для прокламаціи. Прідемъ на тони и начнемъ торговаться на лососей или на сиговъ. Будто въ прокъ солить хотимъ… Ну, а тмъ временемъ и невсту посмотримъ.
Сказавъ это, Провъ Семенычъ отправился спать.
— У насъ все не по-людски! —
Мужъ обернулся и подбоченился.
— Нтъ, какъ посмотрю я на тебя, такъ съ вашей сестрой ласково говорить нельзя, — произнесъ онъ. Ей Богу! Какъ ласка — такъ вы сейчасъ зазнаваться и на дыбы…
Аграфена Астафьевна не возражала.
Часовъ въ шесть вечера Аграфена Астафьевна будила мужа. Около постели стоялъ и сынъ Петрушка. Онъ былъ одтъ въ новый сюртукъ и цвтной галстухъ съ большимъ бантомъ. Провъ Семенычъ проснулся, слъ на кровать и началъ почесываться.
— Все исправилъ-съ, какъ слдуетъ, — отрапортовалъ сынъ. Карету нанялъ двухъ-мстную за три рубля, и самую что ни-на-есть лучшую выбралъ. Самъ и на извозчичьемъ двор былъ.
— Ну, коли такъ, такъ веди себя хорошенько! — ласково произнесъ отецъ и всталъ съ кровати. Что-жь вихры-то не подвилъ? — сказалъ онъ. Волосы словно плети висятъ.
— Не смлъ-съ. Думалъ, что вы растреплете.
— Вздоръ! Бги сейчасъ въ цирюльню и подвей бараномъ, а я тмъ временемъ одваться буду. Невста хорошая и богатая, нужно чтобъ все было въ порядк и по мод.
Сынъ отправился въ парикмахерскую, а отецъ началъ одваться. Вообще онъ былъ въ дух, плъ "божественное" и даже шутилъ съ женой. Черезъ четверть часа сынъ явился завитой и напомаженный. Отъ него такъ и несло духами. Отецъ осмотрлъ его и сказалъ:
— Ну, Петрушка, ежели это дло уладится, такъ ужь я и не знаю, какимъ ты угодникамъ молился. Невста такая, что хоть сыну купца Елисева, такъ и то не стыдно жениться. Истинно благословеніе божіе теб посылается. Ну, теперь въ путь! Господи благослови!
Провъ Семенычъ помолился на образа, однако съ мста не трогался, а переминался съ ноги на ногу.
— Надо полагать это теб за молитвы матери твоей, продолжалъ онъ: потому она у тебя женщина благочестивая и богомольная.
— Ужь, кажется, я завсегда денно и нощно… — вставила свое слово Аграфена Астафьевна.
— Ну, вотъ! Про это я и говорю… Гд-жь ему за его молитвы?… Конечно, за твои…
Провъ Семенычъ, видимо къ чему-то подговаривался и вдругъ произнесъ:
— Достань-ка, Аграфена Аатафьевна, водочки. Выпить на дорожку малость слдуетъ.
— Ну полно, что за водка безъ благовременія.
— Знаю, что безъ благовременія, да животъ что-то щемитъ, — а ты сама знаешь, нынче время холерное. То-и-дло народъ валитъ.
Она съ неудовольствіемъ вынесла графинъ водки и, кусокъ хлба. Провъ Семенычъ вылилъ рюмку и повторишь.
— Ну вотъ теперь какъ будто полегче и повеселе — сказалъ онъ и вышелъ въ прихожую.
Мать дернула сына за рукавъ и шепнула:
— Коли ежели по дорог отецъ въ трактиры зазжать будетъ, такъ ты останови. Нехорошо-молъ, тятенька…