Запутанные отношения (Риск эгоистического свойства)
Шрифт:
– У мамы есть муж, дядя Павел. Мужик неплохой, мы хорошо втроем жили, но он простой, как пролетариат революционный, пьет пиво, ест воблу с газетки, смотрит футбол и матерится, ходит по квартире в трусах и майке. И вроде посты занимал, деньги зарабатывал, руководил, а повадки как у сантехника. Это категорически невозможно! У Сергея, моего мужа, родители умерли несколько лет назад, остался только дед, академик, и он живет за городом в своем коттедже, в Москве ему нечем дышать, и его уж точно никуда не поселишь. Он фигура известная.
– И тут вы вспомнили про меня, даже справочки наводили, достойна
– А что такого? – приподняв одну бровь, надменно спросила Лида. – Ты не знаешь, что такое сообщество успешных, значимых людей. Там иные законы и правила.
– В том числе и по выбору соседей, – продолжила за сестру мысль Катерина.
– Естественно. И не надо этого презрения народных масс к успешным людям. Ну, я не о классовых разногласиях собиралась говорить. Итак. Ты станешь жить в нашей квартире, а бабушкину сдашь. У тебя смешная зарплата, одеться-то хорошо не можешь, не говоря о приличной косметике и салоне. Бабушкину квартиру в таком доме, в центре, сдашь за приличные деньги. Для тебя это большое подспорье. Наши коммунальные платежи станем оплачивать по безналичному расчету, кроме, разумеется, электричества и телефона, это оплачиваешь ты.
Катерина сделала несколько глотков остывшего кофе, медленно вернула чашку на блюдце.
– Я согласна, но при определенных условиях.
– Какие могут быть условия? – возмутилась сестра.
– Мы подпишем договор о моем проживании на все пять лет. Приезжая в Москву, вдвоем ли, порознь, вы не будете проживать в этой квартире. Приходить, проверять, пожалуйста, но только по согласованию со мной. Если я за эти пять лет выйду замуж, то муж станет проживать вместе со мной. Я получаю все права хозяйки на эти пять лет, в том числе и приводить того, кого сочту нужным пригласить в гости, и когда. Соблюдение законных норм проживания, тишину, чистоту, порядок, уход за имуществом, поддержание добрососедских отношений гарантирую, – все это она произнесла ровным деловым тоном, как доклад читала.
– Ты что, обалдела? Как это мы не сможем жить в своей квартире, находясь в Москве? Часто же будем приезжать.
– Вот именно. То есть предлагаешь мне охранять твой дом без права вести собственную личную жизнь. Ты станешь приезжать, указывать мне, что я должна делать, что не должна, требовать, чтобы в твоем присутствии никого постороннего не находилось в квартире, распоряжаться моей жизнью.
– И где, по-твоему, мы должны останавливаться в Москве?
– Это уже ваше дело, хоть у дедушки академического в коттедже. Я подробно распишу, по пунктам, мои условия и передам для составления договора. Договор подпишем втроем и заверим у нотариуса.
– Это совершенно неприемлемое условие! – возмутилась Лида.
– Либо так, либо никак, – пожала равнодушно плечами Катерина.
– А ты не так проста, девочка, – задумчиво присмотревшись к сестре, дала характеристику Лида.
– А почему ты решила, что я должна быть проста?
– Мама рассказывала, как воспитывала ее бабушка, и утверждала, что из тебя-то уж она сделает исполнительного, управляемого, безвольного человека.
– Ей хотелось, чтобы я стала именно такой? Поэтому она не забрала меня, или потому что ненавидела за то, что я похожа на отца? – без
– Я не берусь судить маму и не знаю, чем она руководствовалась. Она человек сложный, капризный и не очень умный, надо признать. Но ты никогда не проявляла характер, была смирная, как перепуганная овечка, и послушная. Что с тобой сделала бабушка?
– Главное не что сделала, а чего не смогла сделать.
– И чего же?
Лида как-то изменилась, ушел назидательный, пренебрежительный барский тон и проклюнулась человеческая заинтересованность, намек на участие, что ли.
– Не смогла уничтожить мою личность. Но надо отдать должное, она очень старалась. Думаю, разговор окончен. Если вас устраивают мои условия, звони, – решительно завершила беседу Катерина.
Зачем она тут начала что-то про бабушку, да с намеком на обиду, упреки? Вот на фига? И кому? Сестре, не интересовавшейся ею двадцать три года?
– Знаешь, – задумчиво сказала Лида, проигнорировав Катину холодность, – у китайцев есть такое выражение: «Ксиа То», в переводе это значит «немного лишний». Так они в шутку называют дочерей. Девочки у них гораздо менее предпочтительны, чем мальчики. Ты с самого рождения стала Ксиа То, немного лишней в семье. Если бы ты не родилась, отец бы гораздо раньше ушел от мамы, и он так тебя любил, что мать ревновала его к тебе, да и я тоже. Тебя всегда некуда было приткнуть, с ним ты оставаться не могла, мама видеть тебя не хотела в те времена, а мне не нужна была еще одна забота, на меня и так все свалилось. Наверное, мы все перед тобой виноваты, тебя за ненужностью пристроили к бабке, зная, какая она… Ксиа То…
На следующий день Лида позвонила и согласилась на все условия Катерины.
Прав Тимофей! Никого из них до конца не простила – ни живых, ни усопшую! И разбираться не собиралась со своими обидами, закупорила себя, как в банке, в этой зловонной, разлагающейся жиже обид и обвинений, по-детски ища оправдания обидчикам, обвиняя и себя, плохую, и бултыхается в этом!
Черт бы побрал эту собачью жизнь!!
Зачем, почему долгие годы дышит этой отравой, живет в ней?
Да и живет ли вообще?!
Боясь вступать в близкие отношения с людьми, отгораживаясь, ни разу – вот ни полразочка! – не позволив себе ошибок, безумств, полных эмоций, влюбленностей, глупости хоть какой – дышать, жить на полную катушку!
Идиотка!
Катерина почувствовала, что реально задыхается, осознавая истину оттого, что увидела свою жизнь по-другому, прозревшим, очистившимся взглядом! Она торопливо выбралась из постели, накинула халат и осторожно, на цыпочках, чтобы не потревожить Тимофея, чутко спавшего, пробралась в кухню.
Заварив крепкого чаю, взяла кружку и вышла на лоджию. Ах нет, пардоньте-с, это у сестры называлось: зимний сад. Огромная, как комната, застекленная, утепленная лоджия, заставленная экзотическими тропическими растениями в кадушках, среди которых разместились пара плетеных кресел и небольшой столик.
Забыв про чашку в руке, девушка стояла посреди буйной растительности и думала, и никуда было не деться от этих дум, от высвеченного ярким прожектором понимания, переосмысления своего «я», жизни своей.