Заратустра: Танцующий Бог
Шрифт:
Я поинтересовался:
— Чему вы поклоняетесь? Они сказали:
— Как чему? Почти двадцать лет он воздевает руку к небу.
Но я возразил:
— Это просто признак того, что этот человек сумасшедший. С руками так не обращаются — он убил свою руку.
Но это тяжело — вы не можете такого сделать — и это становится ценностью. И если что-нибудь неизбежно, это становится также и хорошим.
В ашраме Махатмы Ганди не разрешалось иметь москитные сетки, потому что это роскошь. Наверное, москиты были счастливы, но как насчет бедных гостей ашрама? Спать было невозможно. Там было столько москитов, что даже днем
Мы были очень близки с сыном Махатмы Ганди, Рамдасом. Я часто бывал в Вардхе — ашрам был недалеко от Вардхи — и однажды Рамдас пригласил меня:
— Почему бы тебе не приехать к нам на несколько дней? Я сказал:
— Я могу приехать, но как быть с москитами? Я не могу полить керосином лицо и руки — ты знаешь, что у меня аллергия на запах.
Даже если бы у меня не было аллергии, я не мог считать эту глупость каким-то аскетизмом, чем-то похвальным — хотя это было необходимо. Тем, кто хотел жить в ашраме, приходилось пользоваться керосином.
Я сказал:
— Днем я могу быть там. Но я не могу оставаться в вашем ашраме на ночь.
Но даже днем это было очень трудно. Я рассказал Рамдасу о своем опыте в Сарнатхе, недалеко от Варанаси. Сарнатх — это место, где Гаутама Будда произнес свою первую проповедь, но он был в Сарнатхе всего один раз. Он путешествовал сорок два года, проходя через один и тот же город по двадцать, двадцать пять раз, поскольку он выбрал только небольшой район Бихара... Само слово «Бихар» означает «там, где ходил Гаутама Будда».
Я останавливался в Сарнатхе — где находится один из самых красивых буддийских храмов, в память о его первой проповеди — вместе с буддийским монахом, одним из самых ученых буддийских монахов, каких я встречал, Бхикку Джагдиш Кашьяпой. Он был директором института в Пали, который занимался исследованиями Гаутамы Будды и его трудов. Даже днем нам приходилось сидеть под москитными сетками. Он обычно сидел под своей москитной сеткой, а я под своей.
Я подумал: «Это ужасно неудобно», и сказал Джагдиш Кашьяпе:
— Теперь я понимаю, почему Будда никогда не возвращался в Сарнатх. Он спросил:
— Что вы имеете в виду? Я сказал:
— Просто у него не было москитной сетки, а сарнатхские москиты, по-моему, самые большие.
Но нелепые предрассудки продолжают жить без всяких причин.
В Калькутте я наблюдал очень странную сцену. Я даже велел шоферу остановиться, мне хотелось узнать, что происходит. Вдоль улицы стояла почти сотня кроватей. Я спросил:
— Кто будет спать здесь, на улице? Шофер ответил:
— Наверное, вы не знаете: джайны не могут убивать насекомых; эти паразиты, которые водятся в кроватях, клопы — они не могут их убивать. Из сострадания они вынесли сюда эти кровати и платят одну рупию за ночь тем, кто согласится спать на них, потому что этих клопов нужно кормить.
Вот это милосердие!
Я сказал:
— А как насчет этих бедных людей, которые спят здесь? Он ответил:
— Они спят здесь добровольно. Мы за это не отвечаем.
Там спят бедняки; утром они получают рупию, а всю ночь не могут уснуть — должно
А то, что сильно настолько, чтобы освободить от величайшей нужды, — самое редкое и тяжелое — он провозглашает священным. Одни христианский святой почти семь лет провел на столпе в Александрии, на колонне высотой в двадцать футов. Он никогда не спускался, он стоял на столпе, сидел на столпе, спал сидя на столпе. Это было опасно, и только потому, что это было так опасно, он стал великим святым. Тысячи паломников приходили, чтобы отдать ему дань уважения. Сейчас вокруг этого столпа построен очень красивый собор в память этого святого. Но этот святой ничего не делал. Он просто семь лет просидел на столпе. Конечно, это трудно — и это глупо. Разве это может сделать вас святым? Тогда мы могли бы наставить в каждом городе колонн, люди сидели бы на них всю свою жизнь, и весь мир стал бы святым местом.
Но все самое редкое и тяжелое провозглашается священным. В России до революции существовала христианская секта, в которой отрезали гениталии... каждое Рождество — груда гениталий, все залито кровью, и люди припадали к их ногам — они сделали великое дело. Женщины тоже не хотели отставать, но поскольку у них нет гениталий, они начали отрезать себе груди. Многие женщины отрезали себе груди, и они тоже стали святыми.
После революции это было запрещено, и коммунистическому правительству потребовалось много лет, чтобы доказать, что это преступление. То, что было священным, стало преступным. Эта секта постепенно исчезла. Я не думаю, что за эти семьдесят лет она сохранилась; но когда-то она была одной из самых священных сект в России — а все, что они делали, было всего лишь идиотизмом.
Это делалось во имя целибата. Но, возможно, никто не задумывался о том, что сексуальность — в вашем уме, а не в гениталиях; вот почему вы можете мечтать об этом. Гениталии — всего лишь продолжение вашего ума. Центр секса находится в уме; вот почему вам нравится порнография. Ваши гениталии не могут видеть порнографию, они не могут даже потрогать! Именно ум — место, где сидит ваша сексуальность, так что, даже если вы отрежете гениталии, это не значит, что вы больше не будете думать о сексе. По моему мнению, вы будете думать о сексе больше, чем кто-либо другой. Это превратится в одержимость — но это будет у вас в уме.
То, что позволяет ему господствовать, побеждать и блистать на страх и зависть соседу, имеет для него значение высшего, наипервейшего мерила ценностей и смысла всех вещей...
Изначально человек придал ценность вещам, чтобы этим сохранить себя: он дал вещам смысл, человеческий смысл! Потому и назвал он себя человеком, что стал оценивать.
Оценивать — значит создавать. Слышите вы, созидающие! Именно оценка придает ценность и драгоценность всем оцененным вещам.