Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями
Шрифт:
Я затаил дыхание. Он поглядел на свой рисунок.
— Если бы уж я стал прятать что-нибудь на таком чердаке, я выбрал бы место для тайника между двумя стропилами — я имею в виду вот эти косые балки — в узком пространстве под одной из неприбитых досок пола. Наверняка в этот низкий чердачный угол задвинуты всякие ящики и сундуки. Отодвиньте их. Но я полагаю, что крайние половицы с годами осели и намертво приросли к своему месту. Поэтому лучше всего запастись гвоздодером.
— Чем-чем?
Он
— Ах да, конечно. Откуда вам знать наш профессиональный жаргон. Пойду-ка спрошу, не найдется ли у наших ребят гвоздодера, чтобы дать вам на время…
Начальник отдела исчез. Пошел узнать, не найдется ли у его ребят для меня гвоздодера. Я начал пересматривать свое отношение к бюрократам. А может, этот просто был счастливым исключением? К тому же он архитектор, А архитекторам, не в пример другим бюрократам, не приходится заниматься крючкотворством.
Начальник отдела возвратился.
— Вот вам гвоздодер, — сказал он.
Это был большой и тяжелый железный стержень вроде ломика, не меньше полуметра в длину. Один конец его был раздвоен.
— Таким орудием можно убить человека, правда? — сказал архитектор.
Я неопределенно хмыкнул.
— Но мы, архитекторы, люди мирные. Мы пользуемся гвоздодером, чтобы отдирать доски. Вот, пожалуйста. Только обязательно верните его нам. А вот вам чертеж и «Санкт-Халлвард» на случай, если вы что-нибудь забудете.
Его глаза дружелюбно улыбались за стеклами очков.
— Огромное вам спасибо, — сказал я. — Не могу ли я, в свою очередь, быть вам чем-нибудь полезен? Я был бы очень рад…
Он с минуту подумал. И вдруг точно помолодел на много лет — передо мной сидел восемнадцатилетний мальчишка.
— Как вы думаете, на этом вашем чердаке не может найтись старый автомобильный клаксон?
— …простите… что?.
— Это такой рожок, который укреплялся рядом с местом, где сидел шофер. Понимаете, я реставрирую старые автомобили. Вот сейчас я вожусь с «максвеллом» выпуска 1912 года…
— Если только такой рожок найдется, — заверил я его, — он будет ваш…
Я обедал у себя дома вдвоем с Люси.
Обед приготовила Люси. Я еще раз убедился в том, какая она искусная стряпуха.
— Ты очень вкусно готовишь, Люси. Но только напрасно… Напрасно ты так хлопочешь ради меня…
Она улыбнулась. Но глаза у нее были грустные.
— Только эту малость я и могу для тебя сделать, Мартин. А я так хотела бы тебя отблагодарить.
— Отблагодарить за что, Люси?
— Не стоит об этом. Хочешь еще?
— Спасибо, да.
…Кофе мы пили у камина. Было уже около семи.
— Сегодня ты должна
Ей удалось донести чашку до стола. Однако чашка все-таки звякнула о блюдце.
— У меня не хватает духу, Мартин.
— Это необходимо. Мы должны сдвинуться с мертвой точки.
— За… зачем?
— Ты сама знаешь.
Она отпила глоток кофе. Рука ее дрожала.
— Я боюсь.
Я сам боялся, но не мог же я ей в этом признаться! Я сидел, уставившись в камин, — в нем мирно горели березовые поленья, и все вокруг дышало миром. Но это была только видимость.
— Как странно, Люси. С этого все и началось. Когда ты сказала, что тебе страшно.
— А как мой муж?..
— Он очень беспокоится о тебе. Мне кажется, он будет рад, когда ты вернешься.
— Тебе он нравится?
— Да. Вначале не нравился, а теперь нравится. А тебе, Люси? Тебе-то самой он нравится? Если не хочешь, можешь не отвечать на мой вопрос.
А как по-твоему, почему я вышла за него замуж?
У меня было весьма определенное мнение насчет того, почему она за него вышла. Но высказать его было нелегко. Я предпочел промолчать.
— Нам пора, Люси. Тебе надо собрать вещи.
Она улыбнулась.
— У меня с собой очень мало вещей. Смена белья, но она висит в твоей ванной комнате и, наверно, еще не просохла. Я надеялась, что смогу воспользоваться твоими пижамами. И еще у меня с собой зубная щетка. Я буду скучать по твоей пижаме, Мартин… Я… я буду скучать по этой квартире… Здесь было так спокойно. А я люблю покой и тишину…
Посуду мы мыли вместе.
— Я только на минуту загляну в чулан, Люси. А ты, будь добра, смени белье на постели.
Я поднялся по лестнице в чуланчик. Там я выбрал самый маленький мешок из моего лодочного снаряжения и сунул в него два больших сигнальных лодочных фонаря. При этом я все время думал о Люси.
Я спустился вниз и вошел в спальню. В ней был наведен образцовый порядок.
— Как хорошо здесь пахнет, — сказал я. — Как называются твои духи?
— «Je reviens», — ответила она.
— «Je reviens», — повторил я. — «Я вернусь».
Она сидела рядом со мной на переднем сиденье — мы ехали по направлению к Холменколлосену. И опять я не знал, о чем с ней говорить.
— Смотри… скоро уже весна… — сказал я.
— Да. Мартин, скажи, как… как по-твоему… они меня встретят?
— Не знаю, Люси. Скоро увидим.
Она посмотрела на меня.
— Уже девять. Мой муж раскладывает пасьянс. Марта вышивает, Виктория сидит с книгой. Они знают, что я вернусь, Мартин?