Заря победы
Шрифт:
Через час я выехал в штаб армии, а член Военного совета остался в дивизии, чтобы договориться с Крохиным об организации партийно-политической работы в связи с полученной задачей.
В штабе армии я узнал, что другие дивизии задерживаются в пути: немцы усиленно бомбили шоссейные дороги и железнодорожную магистраль. Срок наступления приближался. Возник вопрос: просить командование фронта об отсрочке наступательной операции или начинать действовать имеющимися силами.
По закрытой связи меня вызвал к аппарату генерал-лейтенант В. Д. Соколовский.
— Как идет подготовка к наступлению? — спросил он.
— План операции составлен, но нас беспокоит задержка эшелонов
— Будем принимать меры.
Я поделился своими сомнениями о возможности начала операции 5 декабря и попросил его совета насчет отсрочки.
— Нужно все тщательно взвесить, — ответил Соколовский.
Собрался Военный совет армии. Были приглашены командиры и комиссары стрелковых, кавалерийских, моторизованной дивизий и танковых бригад. В ходе обсуждения мнения разошлись. Одни говорили о риске наступать только с ослабленными силами, не дождавшись свежих резервов, и предлагали отодвинуть начало наступления на пять — шесть дней. Это мнение настойчиво отстаивал начальник артиллерии Л. А. Мазанов. «Нельзя наступать без достаточного количества артиллерии, тем более при наличии у противника большого количества танков», — доказывал он. Некоторые командиры и военкомы также склонялись к этой точке зрения (комдив 365-й стрелковой Щукин, комдив 18-й кавалерийской Иванов). Другие считали, что отсрочка наступления позволит неприятелю укрепиться и подтянуть резервы. Тогда нам будет очень трудно прорвать оборону немцев, тем более что танков у нас мало, а у гитлеровцев их сотни. Это соображение упорно доказывал П. Г. Чанчибадзе. И тоже имел поддержку. Аргументы Мазанова и Чанчибадзе не лишены были логики.
Настал самый трудный и ответственный момент для командующего армией — надо было принять окончательное решение. Все мнения выслушаны, теперь твой черед, командарм!
Вернувшись в землянку, я вновь пригласил члена Военного совета и начальника штаба армии. По их лицам сразу понял, что они тоже ждали этого разговора, хотели еще раз подумать вместе со мной.
Прикинули, когда можно ожидать подхода примерно половины свежих сил, особенно артиллерии. Ведь нам наверняка придется иметь дело с танковыми и моторизованными частями противника. Важно было срочно узнать и о ближайших планах гитлеровцев и какие силы у них на подходе. Но независимо от того все же мы решили просить командование фронта об отсрочке контрнаступления хотя бы на один день.
Приказав Чанчибадзе и Виндушеву сегодня же ночью во что бы то ни стало достать «языка», я пошел немного отдохнуть. Но заснуть не мог. Вышел из землянки на воздух — усталость несколько прошла.
Мороз крепчал. На фронте без перемен. Лишь со стороны переднего края доносилась редкая перестрелка, небо прочеркивали ракеты. Откуда-то с высоты слышался то замирающий, то вновь нарастающий протяжный гул «юнкерсов».
Под утро мне доложили:
— Товарищ командарм, ваш приказ выполнен, захвачено шесть пленных, среди них два младших командира! «Языки» доставлены в штаб армии.
Иду допрашивать пленных. Вид у них довольно потрепанный, однако держатся нагло. И все же в ходе допроса они показали, что немцы лихорадочно укрепляют свою оборону, но о подготовке нашего контрнаступления не подозревают. О подходе своих свежих сил пленным ничего не известно.
Следовательно, откладывать начало контрнаступления на пять — шесть дней нецелесообразно. Даже если к началу наступления подойдут не все войска, не страшно. Было бы неправильным в первый день наступления вводить все силы сразу. Нужно использовать внезапность с последующим
Перепроверка сведений, полученных от пленных, через другие каналы подтвердила их правильность.
Однако нельзя было впадать в крайность, рисковать следовало с умом.
Напомню читателю, что готовились мы к контрнаступлению в очень сложной обстановке. Нужно одновременно закреплять оборону и готовиться к наступлению, а основные силы еще не подошли. Танков у нас всего двадцать, из них половина легкие — Т-26. По артиллерии могли создать плотность всего двадцать пять — тридцать орудий на километр фронта, учитывая даже 45-миллиметровые пушки. Кроме того, нужно готовить офицеров штабов армии и дивизий к организации наступления.
К 5 декабря сил у нас было явно недостаточно, а на следующий день могли уже иметь по два полка от каждой из трех новых дивизий. Это сильный ударный кулак. К 7 декабря должны были прибыть и третьи полки, которые потребовались бы лишь на второй день. Взвесив все обстоятельства, Военный совет армии попросил разрешения у командования фронта начать наступление 6 декабря. Просьба была удовлетворена.
Теперь оставалось уточнить свой прежний план.
Вместо 379-й дивизии, немного запаздывавшей, решили взять 82-ю кавалерийскую из подвижной группы. В группе Чанчибадзе оставить пока только 107-ю дивизию, усиленную танковым батальоном, а с прибытием 379-й стрелковой дивизии обстановка покажет, как действовать дальше.
Отказались мы и от артиллерийской подготовки перед началом наступления. Это было довольно необычное решение. А руководствовались вот чем. Конкретных целей для артиллерийской подготовки было мало. Противник опирается на узлы сопротивления, организуя их в населенных пунктах. Да и с боеприпасами у нас не густо. В этих условиях для поддержки наступающей пехоты выгоднее иметь дивизионы, батареи, даже отдельные орудия непосредственного сопровождения, иначе говоря, бить неприятеля орудиями прямой наводки.
Важно было свести на нет преимущество противника в танках и авиации, навязать ему свою волю, принудить сражаться оружием ближнего боя — пулеметом, автоматом, винтовкой, гранатой и даже врукопашную — словом, тем, чем мы были тогда сильны.
А в данной обстановке этого можно было достигнуть только ночью. Вот тут-то и пригодятся охотничьи навыки, стойкость сибиряков и уральцев.
И мы решили начать наступление ночью. Исходили из того, что атака пехоты против танков в условиях хорошей видимости не сулит успеха: пехоту просто перебьют. А в темноте вражеские танки не смогут постоянно вести прицельный огонь. К тому же и завести боевые машины будет трудно (мы знали, что немецкие танки не имеют системы подогрева). Нелегко будет противнику распознать силы наступающих. Да и авиация в это время суток слепа. Словом, ночь — союзник смелых и умелых. А сибирякам смелости и умения не занимать.
Подсчитав свои силы и ориентировочно прикинув силы противника, получили примерно такое соотношение: на направлении главного удара в десятикилометровой полосе мы имели двадцать стрелковых батальонов, двести шестьдесят пять орудий и минометов, двадцать танков, а противник — десять стрелковых батальонов, сто пятьдесят орудий, сто пятьдесят танков. Таким образом, в пехоте и в артиллерии на нашей стороне почти двойное превосходство, но по танкам враг был сильнее в семь — восемь раз. Рассуждая математически, наступать при таком соотношении сил нельзя. Военная наука требовала: при наступлении на участке главного удара иметь не менее чем тройное превосходство над противником. Так нас учили в свое время в академиях. Но в жизни часто бывало по-другому…