Засада на черной тропе
Шрифт:
С невероятными усилиями бандит поднялся. Он хотел нырнуть, но тогда над обрывом заманчиво мелькнула тень Карацупы. Бешенство охватило врага, бандит выругался и выстрелил. Тотчас из кустов выскочил Карацупа. Теперь он мог точным выстрелом из маузера поразить врага. Бандит завертелся волчком, всплеснул руками и упал в воду.
— Лови его! — закричал Карацупа подоспевшим бойцам. — Не давай уплыть!.. Тащи на берег!..
Следопыт тяжело дышал, руки его дрожали, на лбу вздулись синие жилы.
— Что с Ингусом?.. Где Ингус?.. — спрашивал он молодых пограничников.
Четвероногий
Ингус выжил. Похудевшая овчарка лежала в клетке на мягкой подстилке и жалобно смотрела на Карацупу. В золотистых глазах Ингуса таились боль и тоска. Можно было подумать, что Ингус переживал за своего проводника. И действительно, следопыт осунулся, сильный и широкий подбородок его заострился, глаза покраснели и запали глубоко в глазницах.
— Ингус… дружище… — Карацупа вздыхал, молча поглаживая лапу овчарки.
Начальник заставы не беспокоил после всего пережитого Карацупу; следопыт проводил целые дни около своего четвероногого друга. Он вспоминал в те часы недалекое сравнительно прошлое.
Вот он с другими призывникам, приехавшими из казахских степей, слушает ка перроне полковую музыку, всматривается в лица пограничников, вышедших встречать молодое пополнение. Вот он впервые стоит в строю пограничников. Вместо штатского пиджака на нем уже защитного цвета гимнастерка и брюки, на ногах — армейские сапоги. Началась новая жизнь, жизнь бойца-пограничника. Ему очень хотелось стать проводником розыскной собаки.
— В школу розыскных собак хочешь? — Никита вспоминал, как инструктор учебного пункта Ковригин, обстоятельный человек с загорелым лицом, критически посматривал на его щуплую фигуру, короткие ноги и худенькие плечи. — М-да!.. Значит, к собачкам хочешь? Так… — Инструктор нахмурился. — Думаешь, с собаками полегче будет? Ошибаешься! Работать с розыскными собаками трудно, ой, как трудно! И в дождь, и в снег, и в жару, и под ветерок когда пули свистят, и когда тьма-тьмища такая, что призраки видишь, — иди смотря след, ищи нарушителя… Да что я говорю, — встрепенулся Ковригин. — Следы-то ты когда-нибудь видел? Собак видел? Собаку знаешь?
— С Казахстана я, — ответил Карацупа. — Скотину по-сиротски пас. Без собаки в степи пастух что без ног и без глаз.
— Покажи руки! — Ковригин посмотрел на широкие, натруженные ладони Карацупы, потом снова взглянул на худосочного бойца.
Карацупа не просил его, не заискивал, а сурово и просто смотрел на инструктора. Свинцово-тяжелый взгляд серых глаз Карацупы был так холоден, что не по себе стало даже бывалому воину.
— В глазах у тебя что — льдинки, что ли? — усмехнулся Ковригин, — Тяжелый у тебя глаз, товарищ Карацупа. Это хорошо: гипнотизировать нарушителей будешь. Значит, говоришь, собак видел?
— Когда пастухом был, у меня своя собака была, Дружком называл, —
— Дружок? Это хорошо. Только такое имя пригодно для дворняжки. А для пограничной, для розыскной собаки кличку другую нужно. Построже. Короткую, звучную, с четким окончанием. Ну, а след где видел?
— Собака и след в степи — друзья пастуха, — скромно ответил молодой пограничник.
Ковригин засмеялся. Засветились его глаза, разгладились суровые морщины на его лбу. Карацупа понял: он будет учиться в школе инструкторов розыскных собак.
— Начнем с обшей подготовки, — предупреждал его Ковригин. — Потом уже займемся собаками. Школа у нас новая, дело — новое, а собак еще мало, да и коней не хватает — только все заводим: граница обстраивается. Трудности будут.
Никита воспрянул духом, но вскоре приуныл — ему, самому низкорослому среди новичков бойцу, дали такую огромную лошадь, что с земли он не мог достать до холки Баяна. К тому же у Никиты не хватало и сил седлать богатырскую лошадь. Пришлось ему сделать специальную скамеечку, с помощью которой, еще в стойле, он забирался в седло и затем уже верхом выезжал во двор и вставал в кавалерийский строй.
Нашлись шутники, которым доставляло удовольствие подсмеиваться над Карацупой и его громадным конем. Ковригин заступился за новичка и приказал дать ему другую лошадь. На этот раз Никите достался Орлик — маленький толстенький конек с отвисшим брюхом. Снова шутники принялись потешаться над Никитой, но Орлик пришелся ему по душе — конек был понятлив, послушен, а, главное, забираться на него можно было уже без скамейки.
Шутники однако и тут не растерялись: коротконогую толстенькую лошаденку и маленького Карацупу они прозвали Патом и Паташоном, а потом уже совсем кратко — «два Паташончика».
От подобных шуток Карацупа ходил мрачный, но занятий с Орликом все же не бросал. Он приучал его брать препятствия, не бояться выстрелов и взрывов, выходить на зов, выполнять сложные упражнения на плацу. И когда пришел день поверки, командиры залюбовались отличной тренировкой Орлика.
— Будет из Никиты хороший пограничник, — одобрительно заметил командир взвода Александр Коростылев. Ему нравилась хорошая посадка новичка в седле, быстрота и ловкость, с которыми молодом воин действовал клинком и винтовкой.
Начались тактические занятия. Как-то перед их взводом была поставлена задача — атаковать условного противника и выбить его в определенном квадрате из кустарника. По команде «В атаку!» Карацупа гикнул, свистнул, дал шенкеля Орлику, и тот вихрем устремился вперед. Лавина коней мчалась к рубежу — и вдруг с другой стороны вырвалась вторая такая же лавина. На всем скаку сшиблись кони. Гнедая, сильная и тяжелая лошадь, мчавшаяся навстречу, сбила Орлика. Карацупа вылетел из седла. Когда он пришел в себя и поднялся, то прежде всего бросился к Орлику. Но конь уже бился в предсмертных судорогах.