Засада под облаками
Шрифт:
– Так, аккумулятор подсел, конечно, - деловито начал дядя Федор.
– Подзарядить придется…
Не пришлось.
Когда он поднял капот, аккумулятора под ним не оказалось. И двигателя тоже. Дядя Федор хмыкнул.
– Не пойдет?
– расстроился Алешка.
И я - тоже. Мы уже так привыкли к своей машине!
– А мы на него все колеса переставили.
– Лучше бы вы двигатель переставили, - проворчал дядя Федор, сдвигая на затылок шапку.
– Ладно, подберем что-нибудь другое за эту
– Мне что? У меня этого хлама - завались, - он взялся за мешок.
– Ладно, вы тута разбирайтесь, а мне работать надо.
– И пошел спать.
Дядя Федор долго и придирчиво бродил меж брошенных машин и выбирал подходящую. И наконец сказал:
– Вот! Эта мне глянулась. И цвет хороший, неприметный.
Я даже подумал, что он догадался, зачем нам нужна машина.
Дядя Федор поднял капот. На этот раз под ним оказалось все, что надо. И что не надо - тоже. Какая-то сообразительная крыса натаскала туда проводков из других машин и свила из них гнездо.
Дядя Федор долго и придирчиво бродил меж брошенных машин и выбирал подходящую. И наконец сказал:
– Вот! Эта мне глянулась. И цвет хороший, неприметный.
– Брысь!
– сказал ей дядя Федор, и она, вильнув хвостом, послушно скрылась в недрах машины.
После тщательного осмотра и мелкого ремонта дядя Федор пошел искать какого-нибудь водителя, чтобы от его машины подзарядить наш аккумулятор - «прикурить», как он выразился. А мы тем временем снова переставили все четыре колеса.
Подъехал дядя Федор с каким-то дядькой, они перекинули провода - и наша машина довольно быстро завелась.
– Посидим в салоне, движок погоняем - подзарядим, - сказал дядя Федор, и мы забрались в машину.
Солнце вышло из-за облаков. Мотор тихонько урчал. На вздрагивающем капоте сидела крыса и умывалась.
– Она, наверное, ручная, - сказал Алешка.
– Давай ее домой заберем.
– А мама?
– Привыкнет, - легкомысленно решил мамину судьбу Алешка.
Я не стал с ним спорить и только спросил:
– А папа? Он же мышей боится.
– Это же не мышь, - логично возразил Алешка.
– Это же крыса.
Я не стал спорить. Но родителей мне стало жаль.
– Поехали, - сказал дядя Федор.
На выезде со стоянки мы посигналили, и Фролякин минут через десять поднял шлагбаум. Но так быстро опустил его, будто хотел им погладить машину по спине на прощание.
Дядя Федор не сразу поехал в наш двор, а покружил вокруг дома.
– Ничего, - сказал он, - побегает еще. Километра два.
А нам понравилось. Машина вела себя послушно. Когда надо - останавливалась. Когда надо - снова трогалась. И поворачивала, куда надо. Только очень сильно подпрыгивала на ходу, будто ехала не по асфальту, а по шпалам.
– Это оттого, -
Во дворе мы загнали машину в самый угол, возле помойки, чтобы она не бросалась в глаза Вадику, и привинтили номера. Они почему-то разные оказались, передний - «один, два, три», а задний - «четыре, пять, шесть» и даже другого цвета. Но дядя Федор сказал:
– Это не главное. Кто их оба-два разом-то увидит? Да и документов у нас все равно нет. А захотите покататься - я к вашим услугам. Мне это дело - в удовольствие.
Мы так и думали. На это и рассчитывали.
Глава XII
Шантаж Бонифация
Наш план состоял в том, чтобы незаметно зафиксировать на видеопленку весь процесс преступной деятельности группы Бабая и представить эти неопровержимые доказательства нашим правоохранительным органам в лице их славного представителя - нашего папочки.
Нам, конечно, за это дело влетит. Но мы успокаивали себя тем, что Вадику и его команде влетит еще больше…
На следующий день состоялась генеральная репетиция спектакля под руководством великого Бонифация. На ней присутствовал весь педагогический коллектив нашей школы и даже родительский комитет в полном составе.
Успех был оглушителен! Мне даже вручили букет цветов. От девочек нашего класса. Цветы были экзотические. Они набрали их на подоконниках в учительской.
– Да, - растроганно сказал директор школы, - это глубоко символично, что вторая четверть нынешнего учебного года откроется таким знаменательным событием. Всем спасибо. Все свободны.
Вскоре родная школа опустела. Все разошлись. Только шныряла где-то по темным углам Чучундра.
Мы еще немного подождали, а когда в школе остался лишь утомленный славой и предстоящими гастролями по столицам Европы режиссер Бонифаций, я тихо приоткрыл дверь учительской и застыл на ее пороге, как неумолимый призрак.
В учительской было сумрачно, за окнами синел осенний вечер. Тихо мерцал экран телевизора, на котором Бонифаций просматривал запись генеральной репетиции. На подоконниках щетинились в горшках обрезки цветочных стеблей.
Бонифаций застыл в кресле напротив экрана и тихо вздыхал, полный затаенного восторга.
Я тоже вздохнул. Он обернулся.
– Это ты, Дима?
– голос его был полон нежности. И благодарности.
– Вот видишь, Дима, как я был прав. У тебя определенно актерское призвание.
Как и у Бонифация - режиссерское. Во всяком случае, постановки ему удавались гораздо лучше, чем преподавание. И теперь настал его звездный час!…
Я кашлянул.
– Что такое?
– встревожился Бонифаций.