Защити меня

Николаева Юлия Николаевна

Странно, что когда смерть не стояла передо мной, жить как будто и не хотелось. Лишь бы все кончилось скорей, дотянуть как-то, день за днем, день за днем. Эта череда не бесконечная, слава богу. А сейчас почему-то было страшно. Умирать страшно, хотя ведь там освобождение от всего этого. И все равно страшно, когда вот так угроза стоит, когда в глаза тебе заглядывает. Когда один щелчок, и конец. Страшно. Страшно, даже если хочется.

Первое, что меня сразу смущает, это незапертая калитка. Я заглядываю во двор, огражденный

от мира двухметровым забором. Так тихо, что становится не по себе. Всматриваюсь в зашторенные окна, словно надеясь через щель между ними разглядеть движение. Калитку не закрываю на засов, просто прикрываю, медленно иду к двери, глядя по сторонам.

Конец мая, а так тепло, словно уже лето. Щебечут птицы, легкий ветерок шелестит листвой. А мне почему-то так страшно, что каждый шаг дается с трудом. Я открываю скрипучую входную дверь, тоже не запертую, расширяю глаза. В зоне видимости все вверх дном. Делаю шаг вперед, в тишине, когда в ушах сучит кровь, этот шаг кажется неестественно громким.

— Лука, — произношу тихо, откашлявшись, повторяю громче. — Лука, ты тут?

Против воли выходит жалобно. Я делаю еще несколько шагов, смотрю в сторону кухни. Там тоже все разворочено. Тарелки, чашки — все разбито, пол усеян осколками вперемешку с другой посудой.

Так не ищут — мелькает мысль в голове. Так запугивают. Зачем сметать все на своем пути?

В доме так тихо, что я не выдерживаю, быстро поднимаюсь по лестнице, громко топая, распахиваю дверь в спальню и зажимаю рот ладонью. Лука лежит на полу. Его лицо напоминает один большой синяк, разбитый в кровь. Вокруг рук и ног тоже кровь, а на них следы от порезов. Я смотрю на него и не могу двинуться с места. Жужжа, пролетает мимо моего лица муха, опускается на грудь Луки и начинает ползти в сторону крови. И только тогда я словно замечаю: он дышит!

Бросаюсь к нему, тянусь трясущимися руками и боюсь коснуться, чтобы не сделать хуже. Я ведь не знаю, что с ним. Аккуратно прикладываю ухо к груди: сердце стучит, вполне уверенно стучит!

Дрожащими руками начинаю стягивать рюкзак с продуктами, только с третьего раза попадаю в лямку. Нужно дойти до ближайшего жилого дома, попросить телефон, пусть вызовут скорую! А может, у Луки телефон работает? Рюкзак из рук я не успеваю отпустить. Замираю.

Я не знаю, откуда приходит чувство опасности, почему накрывает мысль о том, что где-то здесь, осязаемо близко, смерть. Стою, не двигаясь и прислушиваясь так, что начинает болеть голова. Тихо, так тихо, что закладывает в ушах. И через это тихо я слышу шаги.

Если бы кто-то пришел через главную дверь, я бы услышала, ее не открыть незаметно, несмазанные петли скрипят на весь дом. Значит, он пришел через задний вход. Я начинаю медленно отступать. Иду тихо, словно не касаюсь пола, пока не упираюсь ногами в кровать. Медленно оседаю, залезаю под нее вместе

с рюкзаком, стараясь не шуметь. С прохода меня не увидеть, только если приблизиться и наклониться. Значит, он не должен наклониться.

На мгновенье прикрываю глаза, выдыхаю.

«Ты не прячешься под кроватью, Ворона, ты и есть эта кровать»

Я и есть эта кровать.

Все чувства обострены до предела, я начинаю чувствовать запах крови, слышу жужжание мухи, а еще шаги. Они тихие, такие тихие, что хочется поверить — мне только мерещится. А потом открывается дверь. Я снова прикрываю глаза, прислушиваюсь внутренне к собственному дыханию. Открываю глаза и слышу два свистящих щелчка, один за другим.

Я не сразу понимаю, что происходит, наверное, это спасает меня от проявления эмоций. Шаги приближаются, через пару секунд я вижу ноги: джинсы и темные носки. Так удивляюсь, что забываю ненадолго о страхе. Почему он в носках? Это ведь что-то значит?

Он стоит напротив кровати невыносимо долгие секунды, потом подходит к просторному шкафу, открывает отъезжающую дверцу. По тому, как колышется одежда, понимаю, что он провел рукой по ряду вешалок. Снова тишина, а потом он уходит.

Я не сразу верю, добрых минут сорок так и лежу под кроватью. Мышцы деревенеют, капли пота скатываются по лицу, и только тогда я решаюсь вылезти. Я уже знаю, что надеяться не на что, успела догадаться, зачем приходил этот человек, и все равно делаю несколько шагов на дрожащих ногах. Закрывать рот рукой нет сил, я падаю возле Луки, рыдания вырываются из груди, глухие, тяжелые. Я не могу остановиться, плачу и плачу, боясь поднять взгляд. Потому что на меня будут смотреть безжизненные глаза, над которыми во лбу зияет аккуратная, словно в насмешку, дырочка с кровью.

Я обернулась, мы с Андреем встретились взглядами.

— Зачем тебе это? — спросила я. Он, пожав плечами, поднялся, взял наши чашки, отнес в раковину. Опершись о столешницу, убрал руки в карманы штанов.

— Выбор за тобой, Даша.

Я еще помолчала. Ладно, я смогу, расскажу. Никто же не будет требовать с меня подробностей, тащить в мой личный ад, из которого я не то чтобы выбралась.

— Хорошо, — кивнула, сделав пару шагов, замерла у стола напротив мужчины. Теперь нас разделяла кухня, но расстояние не спасало от неловкости. По крайней мере, меня. — Прямо сейчас надо?

— Нет, подождет до завтра.

Я снова кивнула, не зная, что делать дальше.

— А сейчас что? — подняла на Андрея взгляд. Он немного посмотрел и ответил:

— Раздевайся.

Первые секунды я так растерялась, что только смотрела в ответ и хлопала глазами. Потом велела себе собраться. Я сама сюда пришла, сама свое тело предложила. Глупо думать, что Андрей будет меня обхаживать. Отложив сумочку на стол, расстегнула молнию сбоку.

— Кстати, почему ты так одета?

Бросила на него взгляд.