Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи
Шрифт:
Кстати, в этой семье стандартные нормы оценки припасов – в килограммах, пакетах, банках – не применялись вообще. Бочонки, кадки, полубочки и, наконец, бочки полноценные – вот что припасалось на зиму, да и летом использовалось активно.
Виктор сводил Ольгу на экскурсию в кладовую. Электрические холодильники в семье тоже были, даже два, большие и красивые. Но в них хранилось лишь то, чем планировали утолить сиюминутный голод.
Третий холодильник был побольше. Размером с небольшую избу. В нем, несмотря на июнь, до сих
Холод в кладовой стоял адский, может, еще из-за темноты так казалось. Из нее, из черного мрака, в свете мощного фонаря, как бойцы неведомого фронта, строем выступали те самые кадки, бочонки и бочки. Припасов точно хватало на всех.
– Сейчас-то молоко жидкое храним, – сказал непонятную фразу Виктор.
– А какое оно еще бывает? – не поняла Шеметова.
– Ну, раньше зимой круги морозили. На килограмм, на два, на три. Мы и побольше делали. Не круги, а кубы. Пятилитровые. Очень долго не портилось.
Да. Как говорится – чудеса рядом.
И все же Ольгу сейчас больше экскурсий интересовала основная работа. На Олега надеяться не приходилось – он погряз в своей Паутине. Судя по довольному виду, времени зря не теряет. Что-то, наверное, нарыл. Вечером расскажет. А может, и не расскажет. Ольга почти привыкла, что пока она – младший партнер. И стратегия дела находится полностью под управлением Олега Всеволодовича. Хорошо хоть тактикой порой дает порулить.
Впрочем, в предстоящем процессе внешне они будут почти на равных. Более того, она защищает главного обвиняемого, в то время как Багров – официальный защитник не вполне адекватного Лешкиного подельника.
После обеда, посидев немного в шезлонге (такое тоже имелось в доме Куницыных) в яблоневом саду, Шеметова направилась на продолжение поисков свидетелей, заодно решив заглянуть и на место ужасного происшествия.
Багров, к ее удивлению, тоже покинул кресло перед компом. Как выяснилось, вместе с Анной Ивановной пошел к матери Лешкиного подельника. Куницына только что видела ее трезвой, а такое бывает не всегда, вот и пришлось отрываться от интернет-серфинга.
Пути адвокатов сразу разошлись, Ольга предпочитала гулять по деревне в одиночку, тем более что респондентов искать не приходилось, они в основном сами подходили к гостье. Деревенский телеграф работал исправно, так что теперь даже по имени обращались.
Из особо ценных возможных свидетелей была Дарья, лично слышавшая, как пьяный багровомордый майор орал, что Аньку вы… ет, а ее выб…ка – засадит до старости. Получалось, что, по крайней мере, одну часть своей угрозы Алексей Куницын осуществил.
Дарья покойного майора до сих пор ненавидела.
– Он только портить мог, – жаловалась женщина, еще довольно молодая, лет тридцати пяти. – Ничего не создал, только портил. Своей жене жизнь испортил, Аньке испортил, Лешке
– Как он испортил жизнь своей жене? – пошла по порядку Шеметова.
– Так он же ее лупит! – удивилась незнанию очевидных фактов Дарья. – Лупил, – поправилась женщина. – Она ж потом неделями на улицу не выходила! Если б не мать, убил бы совсем. Только мать свою и слушал.
– А что ж не разводилась? – спросила Ольга.
– Так жадная ж какая! Она чего ж за него пошла? – спросила Дарья и сама же ответила: – За жадностью своей. Всего нахапает. Он и хапал.
– А как он вашей семье жизнь портил? – Материала, похоже, было много, и весь интересный. – Он к вам тоже приставал?
– Нет, зачем, – усмехнулась Дарья. – Он же по Аньке сох, вся деревня знает. Он же сватался к ней, вы что, не в курсе?
– В курсе. Но с интересом выслушаю еще раз.
– Он Наташку со злости взял, мне мама моя рассказывала. Она на обеих свадьбах была, все своими глазами видела. Говорит, после Анькиной свадьбы он ночью с пистолетом к молодым ходил, мама как раз домой шла. Это нормально, если ты милиционер?
– Это вообще ненормально, – согласилась Шеметова. – А как он вам жизнь портил?
– Не мне, мужу. Хотя и мне тоже, семья ж одна. Муж пасеку завел. На колхозные луга выставлял. Этот привязался: давай медом расплачивайся. А с какой стати? Колхоз еще спасибо должен сказать. Пчелы ж опыляют, урожайность поднимается. Нет, привязался, как черт, на нашу голову.
– А что муж? – спросила Ольга.
– А что муж… – Дарья чуть не плакала. – Я ему говорила, заплати. Он все тянул, меда в тот год мало было, хорошо шел на рынке.
– И что дальше? – почуяла жареное Шеметова.
– В общем, ударил он мужа. На людях. А это позор, – опять прозвучало многажды услышанное за день слово. – Муж домой пришел, ружье взял. Он у меня гордый. Я насилу умолила ружье отдать. Отплакала-отмолила этого козла. Только муж ни его не простил, ни меня.
– А чем он сейчас занимается? Что с пасекой?
– Нет пасеки, – вздохнула Дарья. – Пьет он целыми днями, мой Ванечка.
Сказано было с такой любовью, что Ольга удивилась. Нечасто женщины нежно называют по имени своих пьющих мужей.
– А он сможет рассказать все это на суде? – спросила Шеметова.
– Вряд ли, – вздохнула женщина. – И меня не похвалит. За то, что я тут с вами разоткровенничалась. Вы-то уедете, а нам здесь жить.
Эту фразу – как и ту, что про позор, – адвокат Ольга Шеметова еще услышит не раз…
Возвращалась с грузом сообщений, размышлений и воспоминаний. И еще с фамилиями тех, кто либо готов был дать показания в суде, либо стоил того, чтобы очень серьезно просить его выступить. Но сначала пошла к дальнему съезду с шоссе, туда, где Лешка Куницын в последний раз встретил своего обидчика, влюбленного в его маму.