Засекреченные приключения Шарлотты Бронте
Шрифт:
Горькая понимающая улыбка изогнула губы Изабели.
— Дети бывают очень трудными.
— Маленький сынок моего последнего нанимателя помочился в сумку с моим рукоделием.
Мы засмеялись, и совместное веселье согрело меня.
— Даже хуже детей были хозяйки обоих домов, — сказала я. — Они обходились со мной, как с прислугой, и жить у них под началом, зависеть от них было тяжким испытанием. Жаловаться на дурное поведение их детей не имело смысла. Они выговаривали мне за то, что я не умею поддерживать порядок и позволяю детям вытворять что хотят. Я содрогаюсь при мысли, какими неблаговоспитанными
Изабель кивнула, ее глаза рассеянно смотрели куда-то вдаль.
— Мы и правда плоды нашего раннего воспитания, — пробормотала она.
Застенчивость помешала мне спросить, что подразумевают ее загадочные слова. Она все больше ставила меня в тупик и завораживала.
— Я часто убеждалась, что хозяин дома много предпочтительнее хозяйки, — сказала я в попытке поддержать разговор. — Присутствие отца заставляет детей вести себя лучше. От меня они ничего не требовали. Вернее сказать, они заметно облегчали мой жребий.
— Если так, вам очень повезло, мисс Бронте. — Изабель одарила меня улыбкой, в которой жалость к себе смешивалась со снисходительностью.
Не зная, как отнестись к этому, я сказала:
— Где в последнее время вы служили?
Изабель поколебалась.
— В доме мистера Джозефа Локка. Он оружейник в Бирмингеме.
— Мистер Локк — добрый наниматель? — осведомилась я вежливо.
— Он хороший человек, — сказала Изабель, глядя в окно, — но доброта не играла никакой роли в наших отношениях. — Тень омрачила ее лицо, едва она на минуту задумалась. Затем она сказала еле слышно: — Меня воспитали в убеждении, что мы должны поступать с людьми так, как хотели бы, чтобы они поступали с нами, но я… я нарушила эту заповедь, как и многие другие. Бессмысленно ли надеяться, что я сумею избежать кары?
Это звучало, как исповедь — но в каких грехах? Я догадалась, что беды Изабели как-то связаны с мистером Локком, и задумалась над тем, что могло произойти между мужчиной и красивой женщиной, живущей в его доме. Я вновь покраснела, стыдясь мыслей о том, что никак меня не касалось. Однако любопытство взяло верх.
— Так вы едете в Бирмингем? — спросила я, потому что этот город лежал на нашем пути.
— Нет! — вырвалось у Изабели, и она содрогнулась. Затем она повернулась ко мне и сказала: — Я в отпуске и еду в Лондон. — Ее взгляд снова стал ледяным. — А куда едете вы и ваша сестра, мисс Бронте? — добавила она, резко переводя разговор в другое русло.
— Мы тоже едем в Лондон.
Я лихорадочно надеялась, что Изабель не спросит меня зачем. Но она только спросила:
— И долго вы там пробудете?
— Несколько дней, — сказала я, радуясь, что мне не надо придумывать ложь, чтобы скрыть мою истинную цель.
— Вы скоро подыщете себе другое место? — Вновь Изабель смотрела на меня с большим вниманием, словно интерес ее был искренним.
Так как я не могла говорить о моем теперешнем поприще, чтобы не выдать, что я еще и Каррер Белл, я сказала:
— Я его еще не искала и пока живу дома.
Изабель кивнула, и у меня возникло неприятное ощущение, что она прибережет эти сведения для последующего использования. Вскоре проснулась Энн, я познакомила ее с Изабелью, и мы втроем повели ничего не значащий разговор.
Платформа была скудно освещена газовыми фонарями. Поезд встретили несколько пассажиров, начальник станции и его подчиненные. Мы с Энн оставили наши ридикюли в вагоне, но Изабель потащила свой саквояж с собой. Он был большим, набитым, с узором из красных роз. Я спросила себя, что может быть в саквояже и почему Изабель не хочет с ним расставаться. В нем какие-то ценности, может быть украденные? И она так боится полиции?
Пока мы втроем шли к уборным, я наблюдала, как Изабель настороженно поглядывает на других пассажиров. Ее страх был заразителен, и я поймала себя на том, что щурюсь на темный привокзальный двор, высматривая преследователей, и замечаю злобную настороженность на лицах вокзальной охраны. Когда мы вошли в вокзальную комнату отдыха, Изабель держалась вплотную ко мне и Энн. Я купила чай, чтобы запивать хлеб с холодным мясом, захваченный нами из дома. Вернувшись к Энн, я увидела, что Изабель ушла.
— Она просто повернулась и убежала, не сказав ни слова, — сказала Энн растерянно. — Но почему?
Я смотрела, как дверь захлопнулась.
— Не знаю.
— Что-то в ней меня почти пугает, — сказала Энн.
Мы перекусили и поспешили назад в вагон. Изабели в его окне видно не было. Но едва я открыла дверь, как раздался крик. В испуге мы увидели, что Изабель лежит, свернувшись калачиком на своем сиденье.
— Ах, это вы! — Паника на лице Изабели сменилась облегчением.
— А кто, по-вашему, это мог быть? — спросила я.
Изабель покачала головой.
— Никто.
Садясь на свои места, мы с Энн переглянулись. Вскоре поезд тронулся. Энн задремала. Я попыталась уснуть, но мой ум переполняли вопросы об Изабели, которая напротив меня погрузилась в мрачную задумчивость. Наконец я уснула беспокойным сном: мне виделись неведомые преследователи, гонящиеся за мной по железнодорожным путям, и как я вхожу в контору «Смита, Элдера и Компании» совершенно нагая.
Я проснулась от солнечных лучей на моем лице. Потянувшись, чтобы размять затекшие мышцы, я зевнула. За окном позади путей протянулись мили убогих лавчонок, складов и трущобных домов. Над этим городским пейзажем висел серый полог дыма. За шесть лет, прошедших с того времени, когда я в последний раз видела Лондон, он поразительно разросся. Это была великая столица Англии, изобилующая особняками и трущобами, красивыми парками и рынками, фабриками и монументами, и примерно тремя миллионами жителей. Я вспомнила, как противен Эмили был Лондон. Но я наслаждалась ощущением, что в Лондоне может произойти что угодно. Я села прямо, готовая ко всему; мои нервы напряглись от страха и возбуждения. Энн тоже проснулась. Изабель Уайт выглядела так, словно не сомкнула глаз всю ночь, ее прелестное лицо осунулось от непреходящего ужаса.