Засекреченные приключения Шарлотты Бронте
Шрифт:
Деревня, из которой я когда-то стремилась уехать, теперь казалась подобием рая. Никогда сентябрьское солнце не сияло так ярко с лазурнейшего неба, никогда вереска не выглядели великолепнее, а дом при церкви — более приветливым. Энн, Эмили и папа встретили меня восторженными восклицаниями и слезами счастья. Общество моих близких доставило мне гораздо больше истинной радости, чем блестящее светское общество, о котором мне мечталось, когда я отправилась в Лондон. Мы нетерпеливо обменялись историями о том, что нам довелось испытать.
— Но как вы сумели указать мистеру Слейду, где меня найти? — спросила я. — И как
— Благодаря Брэнуэллу, — сказала Эмили с неохотной похвалой.
Когда она объяснила, я просто не могла поверить, что Брэнуэлл сумел перехитрить людей, державших их взаперти в подвале, получить ценнейшие сведения и сообразить, как отправить эти сведения по назначению. Что своим падением Куан в конечном счете обязан моему непутевому брату, было поистине поразительно.
— Где Брэнуэлл? — спросила я. Мне не терпелось его поблагодарить.
Лица моего отца и сестер погрустнели. Папа сказал:
— Мы не знаем.
Энн вздохнула:
— Как ни печально, он вернулся к прежним привычкам.
Шесть дней спустя после моего возвращения Брэнуэлл упал без чувств по дороге в гостиницу «Черный бык». На следующий день он не мог встать с постели, и его состояние стремительно ухудшалось. Мы послали за доктором Уилрайтом. Он осмотрел Брэнуэлла и объявил, что тот на пороге смерти. Какое потрясение! Здоровье Брэнуэлла ухудшалось столь постепенно, что никто из нас этого не замечал; он так часто грозился умереть, что мы перестали принимать его всерьез. И только теперь я узнала, что он страдал чахоткой, той же болезнью, которая унесла Марию и Элизабет.
Брэнуэлл лежал под одеялом, укрывавшим его тело, до того исхудалое, что теперь оно выглядело не больше детского. Рыжие неухоженные волосы облепляли его испитое лицо. Оно было землисто-желтым, щеки запали, тонкие белесые губы дрожали. Пока Энн, Эмили и я плакали возле его кровати, папа встал на колени рядом с Брэнуэллом и сжал его руку.
— Отец, я умираю, — простонал Брэнуэлл. — Я понапрасну истратил мою юность и полностью, непростительно опозорил себя. За всю мою прошедшую жизнь я не совершил ни единого подвига, какие рисовал себе.
— Но ты же их совершил, — сказала я. — Ты спас всех нас и показал себя героем.
Весь этот день и всю ночь мои сестры и я не отходили от Брэнуэлла. Папа молился о его душе. Мало-помалу Брэнуэлл раскаялся в своих пороках. Он как будто забыл про эту Робинсон; казалось, он забыл, что любил кого-то еще, кроме своей семьи. А нам он выражал нежную любовь, которая и радовала, и разбивала наши сердца. На следующее утро — в воскресенье 24 сентября — мы смотрели, как угасает его жизнь. Он стал спокоен и сохранял полное сознание; последнюю молитву, которую папа вознес у его одра, Брэнуэлл заключил едва слышным «аминь». После внезапных кратких конвульсий он покинул нас на тридцать втором году своей жизни.
Как никогда прежде, я чувствовала, что на Небесах его ждут покой и прощение. Каждый дурной поступок, совершенный Брэнуэллом, каждая причиненная им боль изгладились. Я сожалела, что лишь немногие будут знать, как великолепно принял он последний вызов, брошенный ему судьбой. Я впала в глубочайшее горе, усугубленное запоздалой реакцией на перенесенные мной жуткие испытания. Головные боли, желчная лихорадка и слабость уложили меня в постель, пока папа, Эмили
После них наш дом обрел гармонию, хотя его и окутывал покров грусти. Папа исполнял свои обязанности в приходе со всей преданностью долгу. Энн, занятая домашними заботами, казалось, пребывала в мире с собой. Я полагаю, вклад в расследование удовлетворил ее потребность в самоутверждении. Эмили усердно работала пером — видимо, над новым романом. Надо полагать, наши приключения помогли проломить душевный барьер, не позволявший ей писать, и вдохновили ее творческие силы. Я верю, ей суждено величие, бессмертие.
Неуспокоенной была только я.
Я получила письмо от Джорджа Смита, в котором говорилось, как он предвкушает публикацию моего нового романа, и выражалась надежда на мой новый скорый визит. Но он казался частью иной жизни, и я была не в силах взяться за что-либо. Я не могла обрести ясности, пока не увижу мистера Слейда.
Он прислал мне короткое письмо из Лондона, помеченное министерством иностранных дел. Он писал, что допросил Хитчмена, который открыл имена и местопребывание сообщников Куана в королевстве и за его пределами в обмен на пожизненное тюремное заключение вместо расстрела. Сейчас мистер Слейд и его сотрудники были заняты арестами этих преступников и очищением правительства от продажных чиновников. Благотворительную школу закрыли, преподобного Гримшо и миссис Гримшо арестовали, а учениц распределили по более респектабельным заведениям. Мистер Слейд писал, что приедет ко мне, едва сможет, но без каких-либо упоминаний о его признании мне перед тем, как мы расстались; а прочесть о его чувствах между строк я не сумела. Передумал ли он? Не сама ли я нафантазировала слова, которые он сказал мне? Когда я писала ответ, то воздержалась от вопросов, которые жаждала задать. Я пригласила мистера Слейда посетить нас и поделилась с ним скорбной новостью о кончине Брэнуэлла.
Кроме того, я написала матери Изабели Уайт о том, что человек, ответственный за убийство ее дочери, понес заслуженную кару. Клятва хранить тайну не позволила мне вдаваться в подробности, но я надеялась, что и это даст ей некоторое удовлетворение.
Затем мне оставалось только ждать.
Наступил октябрь, принеся с собой холода. Две недели спустя после похорон Брэнуэлла я надела мантилью и шляпку, намереваясь погулять по верескам, но вместо того оказалась на кладбище у церкви. Ветер гулял между серыми каменными плитами надгробий. С темного предвечернего неба сеялась туманная морось. Я ступала по разбухшему от дождей дерну, а вокруг свежей могилы стояли провожающие в трауре. Тоскливая картина, и столь же тоскливо было у меня на сердце, пока я не услышала цокот копыт и не увидела приближающегося всадника. Тут во мне взыграла неудержимая радость.
— Мистер Слейд! — позвала я.
Он спешился у ограды кладбища. Пока он шел ко мне, унылый день светлел все больше. Я побежала к нему навстречу, но остановилась, потому что серьезное выражение его лица воспрепятствовало мне броситься в его объятия, как я того хотела. На протяжении всего нашего знакомства мы то устремлялись друг к другу, то отступали, и сейчас он был в фазе отступления.
— Мне было грустно узнать про вашего брата, — сказал мистер Слейд с холодной учтивостью. — Мои соболезнования вам и вашей семье.