Засекреченный полюс

Волович Виталий Георгиевич

– Пойдем вперед, - решил Гурий, - рано или поздно мы наверняка упремся в груду торосов, образовавшихся у кромки нашего поля.

Но где же эта знакомая гряда торосов? Пройдя шагов сто, они наткнулись на торосистую гряду. Но это были совсем другие, совершенно незнакомые торосы. Может быть свет фонаря исказил их очертания? Нет, торосы были явно "не те". Дальнейшие события красочно описал в своем дневнике Яковлев:

"Неожиданно впереди мелькнули два каких-то желтоватых пятна, которые почему-то в моем сознании сразу превратились в двух медведей. Один из них как будто спит, другой лежит.

Моментально бросив бур и инструменты на снег, я вытащил пистолет. Ваня, не раздумывая, последовал моему примеру. Правда, мы не очень испугались, так как два пистолета - защита надежная.

Однако

какую же избрать тактику? Наступать или отходить? Решили, что отступать неосмотрительно, так как, если это действительно медведи, так они бесшумно погонятся и могут снять с нас скальпы. Лучше встретить опасность лицом к лицу, как и подобает "храбрым полярникам". Мы не могли уличить друг друга в трусости или, наоборот, позавидовать отменной храбрости, так как в темноте не было видно, как ведут себя дула наших пистолетов, неподвижны они или вычерчивают замысловатые фигуры, выдавая наше душевное состояние. Проходит минута, другая... А мы все стоим с поднятыми пистолетами, а желтые пятна к нам не приближаются... хотя, кажется, шевелятся. Неужели мы так и будем стоять друг против друга, пока не замерзнем? Нет, надо двинуться навстречу неизвестной опасности. Сделали несколько шагов. Ноги слушаются не очень охотно. Опять останавливаемся, напряженно вглядываемся, но противник как будто не идет на сближение. Тихо, слышно только, как учащенно стучит сердце. Еще два-три шага, и снова остановка. Пистолеты направлены прямо на чуть виднеющиеся пятна. Да, как будто это два медведя. Что делать? Может быть, уже стрелять? Еще миг, еще шаг, почему-то уж очень маленький, - и два несчастных Аякса остановились как вкопанные. Наш фонарь неожиданно выхватывает из темноты... две бочки из-под горючего... Одна из них стоит, а другая лежит возле нее. Обе полузанесены снегом, поэтому контуры их совершенно размыты".

Все страхи были сразу же позабыты. Аэродром. Вон темнеет на снегу посадочный знак "Т". Оказывается, в темноте они заплутали и пошли в противоположную сторону. Успокоенные, они вернулись к оставленным на снегу бурам, а вскоре набрели на знакомый торос и вышли к желанному полю.

Но его не узнать. Все поле изломано, переторошено. Возле опытных скважин прошла гряда свежих торосов, а под ними оказались погребенными все сторожки от старых скважин. Пришлось начинать все заново. Пробили скважины, замерили толщину льда, который стал уже нарастать снизу. Обратно шли весело переговариваясь, посмеиваясь над своими недавними страхами, а взобравшись на торос, увидели наконец лампочку-маяк на радиомачте.

В общем все кончилось благополучно, однако Сомов после этого случая запретил удаляться от лагеря вне видимости лампы-маяка. Такой риск - дело отнюдь не благородное, заключил он свою короткую речь.

1 декабря.

Откидная дверь на камбузе, обитая оленьей шкурой, создает некоторые неудобства. Стоит ее неосторожно приподнять, как иней, густо покрывающий мех, сыплется за воротник. Поэтому со временем все освоили новый метод проникновения в кают-компанию. Дверь осторожно приподнимают и, просунув ноги вперед, рывком протаскивают тело. Тоже не очень удобно, но зато вполне безопасно. С некоторой поры я без труда узнаю, кто ко мне пожаловал в гости. Серые изношенные валенки - значит Саша Дмитриев, упорно не признающий преимущества унтов. Коричневые унты с черными, словно выпачканными углем пятнами - это Жора Щетинин. Светло-коричневые с обожженным мехом - Гурий Яковлев.

2 декабря.

Чистка зубов, утреннее умывание и легкая зарядка - неотъемлемая часть нашего быта. Сомов требует неукоснительного их выполнения, считая, что помимо личной гигиены и пользы для здоровья они способствуют поддержанию "морального духа".

Однако обряд гигиенических процедур превращается с утра в цепь мелких испытаний нервов и терпения. Они начинаются с вылезания из спального мешка, напоминающего прыжок в ледяную прорубь. Чтобы умыться, надо сперва растопить лед, в который за ночь превращается заготовленная накануне вечером вода. От мытья снегом мы давно отказались.

Его кристаллы на тридцатиградусном морозе не успевают растаять от тепла ладоней и лишь царапают кожу лица.

Затем следует бритье. Впрочем, в последнее время от него многие отказались и стали отпускать бороды. Одни, чтобы избавиться от хлопот, связанных с этой процедурой. Другие - усматривая в бороде атрибут "бывалого полярника", третьи считают, что борода хорошо защищает от холода. Яковлев же утверждает, что для него борода - источник питьевой воды, поскольку за время очередного "срока" на ней намерзают сосульки, которые прекрасно утоляют жажду. Я тоже перестал бриться, поскольку, однажды заглянув в зеркало, пришел к выводу, что борода очень подойдет к моей английской трубке и придаст больше мужественности моей физиономии. Только четверо - Сомов, Никитин, Миляев и Комаров, - не теоретизируя, продолжают ежедневно выскабливать свои щеки.

Впрочем, бритье составляет лишь самую малую толику наших бытовых трудностей. Все это меркнет по сравнению с необходимостью ходить в уборную.

Правда, Комаров соорудил фанерную будку, намалевав на дверях соляркой большую букву "М", но даже кратковременное пребывание в ней со спущенными штанами (а оно при нашем питании обычно бывает продолжительным) превращается в испытание мужества. Сидишь в кромешной тьме под завывание ветра, то и дело трешь замерзающий зад и прислушиваешься к каждому шороху: не медведь ли? С некоторых пор многие даже берут с собой в туалет кольты: так, на всякий случай.

А тут возникла еще одна немаловажная проблема - банная. За несколько месяцев наша одежа, многослойная, как капустный кочан (нижнее трикотажное белье, шерстяное белье, свитер, суконная куртка, меховой жилет), пропиталась потом, и тело зудит, словно искусанное насекомыми. Правда, от последних - бог миловал. Видимо, ни одна ползающая тварь не выдерживает полярного холода, не то, что человек. В летнее время организовать баню было несложно. Грело, хотя не очень, солнце, и воды было хоть отбавляй. Бери из любой снежницы, наполни до краев бак, разогрей на АПЛ и плескайся себе на здоровье досыта. А упаришься - ныряй в озерцо, голубеющее прямо у входа в палатку.

Другое дело сейчас. Темнота, снег, мороз, да и бензина - в обрез. Но терпеть стало больше невмоготу.

– Михал Семенович, - обратился Сомов за ужином к Комарову, - не пора бы баньку организовать? Все небось истосковались по горячей воде.

– Будет сделано, - охотно отозвался Комаров.
– Чего ж там откладывать? Счас прямо и пойду городить банный агрегат. Он у меня с лета лежит в мастерской.

Агрегат, о котором напомнил Комаров, состоял из трехсотлитровой бочки из-под бензина, в центре которой к отверстию в днище была приклепана широкая труба. Эдакий своеобразный самовар. Для бани выделили запасную гидрологическую палатку, обложили ее снежными кирпичами, пол застелили листами фанеры и покрыли брезентом. По окружности палатки у стенки поставили ящики-полки. Общими усилиями нарезали целую гору снежных кирпичей. Главным банщиком назначили безотказного Зяму Гудковича. Агрегат поставили на высокую железную треногу, разместив под ним АПЛ. Наконец все предварительные работы были закончены: бочку набили снегом, АПЛ заправили бензином, и она, весело гудя, принялась за дело. К вечеру в бочке заурчало, забулькало, и первая партия счастливцев, вооруженная мочалками, мылом и единственным, сохранившимся с летних времен веником, скрылась за откидной дверцей бани.

Как описать оханья и уханья поклонников мыла и горячей воды, забравшихся, чтобы не отморозить ноги, на ящики? Лампа гудела, вода в "самоваре" весело клокотала, пар клубился, и вниз на фанеру стекали черные потоки мыльной воды.

Согласно неписаным станционным правилам, последними в баню пошли Сомов с Никитиным. Они уже сбросили всю одежду, основательно намылились, налили шайки до краев горячей водой, как вдруг лампа фукнула и погасла. Гудкович, взявшись за починку, присел на корточки, поковырялся примусной иголкой в капсуле, подкачал насосом, подернул регулятор и, промолвив: "Теперь полный порядок" - поднес спичку. Раздалось громоподобное уу-фф, и к потолку взлетел столб пламени. Палаточный полог вспыхнул, как спичка. Шайки были мгновенно выплеснуты на огонь, бак перевернулся, и водопад обрушился на злосчастную АПЛ. Пожар удалось погасить довольно быстро.