Зашифрованные маршруты
Шрифт:
– Кто знает, я их частенько видел вместе у реки: Колесникова, Жухова, Челпанова.
Слушая Гарновского, Петька обозвал сам себя разиней. Как он не догадался, что документы Самоволина мог похитить Колесников. И пустую картонную папку наверняка спер тоже он, потому что тогда с караваном он уходил самым последним.
– Почему Челпанов стрелял в Жухова?
– спросил Петька у Гарновского.
– Наверно, что-нибудь не поделили, - зевая, ответил Георгий Николаевич.
«Бочку с документами они не поделили», - чуть не ляпнула Таня.
Глава 11
Медвежье
– Почему такие узкие окна?
– спросила Таня.
– Чтоб медведь не смог просунуть голову. Усадьбу эту строили еще геологи погибшей экспедиции.
На всякий случай Петька дал понять, что про такую экспедицию они слышат впервые:
– А как она погибла?
– На барже пьяные плыли, пожар, говорят, случился, сгорели.
– Гарновский внимательно посмотрел на Петьку.
– Так вот, в то время медведей здесь было несметное число.
– Гарновский показал на бревенчатый сарайчик.
– Там ручей, тоже Медвежьим завется.
Петька с Таней прислушались, из сарая доносилось бульканье. Петька по сугробу прошел туда, открыл тяжелую толстую дверь. В левом углу стояла деревянная лохань без дна, там бил ключ. Он немного парил, и поэтому потолок и стены сарая были покрыты морозным куржаком, словно белой шубой. Лишняя вода из лохани выбегала под стенку сарая.
Житуха чувствовала себя здесь как дома. Освобожденная от вьюков, она прошла к Петьке в сарайчик и напилась прямо из лохани. Понюхала висящий на стенке ветхий хомут, хлестнула себя несколько раз хвостом и вышла. Осмотрела конюшню, старый амбар, поразмыслила о чем-то и веселой трусцой побежала к скалам щипать не занесенную снегом траву.
Петька протоптал тропинку к навесу с чурками. Увидел тяжелый старинный колун. У самого обуха были выбиты буквы «экс. «Багульник». Старую сосновую чурку Петька развалил с одного раза. Каждую половинку расколол на тонкие поленья. Дрова отнес в дом и вернулся обратно. Сбросил меховую куртку и пролез под крыльцо. Здесь лежали ржавые лопаты, кайлы и топоры с обломанными ручками. Все было наполовину забросано землей.
Ближе к незабитой отдушине лежал расколотый приклад ружья, а рядом непонятная блестящая штука. Петька взял ее и вылез наружу. Рассмотрел. Она походила на крохотный портсигар с кнопкой. Никаких обозначений не было. Петьке показалось, что он когда-то видел такие приборчики, но где - вспомнить не мог.
Вечером, когда все трое сидели за столом и разрабатывали маршрут на завтра, Петька показал приборчик Гарновскому. Тот рассмотрел его внимательно. Поднес к глазам, ощупал. А потом выбросил приборчик в раскаленную печь.
– Неизвестные вещи, Петенька, никогда не подбирай, в них может быть отрава или еще какая-нибудь гадость.
Батарейка на огне зашипела и резко бабахнула. Открылась дверка, вылетело несколько угольков.
– Вот видите, - сурово сказал
Все трое смотрели в печку из дальнего угла. Коробочка и содержимое горели ослепительно белым пламенем. Немного запахло лекарством. И тут Петька вспомнил этот запах. Вспомнил Краснокардонск, ночного пришельца, подземный ход и такой же запах, когда сжигали батарейки от рации.
– Диверсант здесь был, - крикнул Петька.
– Я вспомнил, такие батареи были у диверсанта Мулекова в Краснокардонске, и еще я их видел у Метелкина, когда он нас вез на лодке.
Георгий Николаевич побледнел.
– У какого Метелкина?
– Который в Шалаганове живёт. Метелкин, наверно, шпион. Может, и Жухова они вместе с Челпановым убивали.
Георгий Николаевич беззвучно засмеялся:
– Фантазеры, ну, фантазеры.
– Посмеявшись, он вытер платком глаза, сел на нары ближе к изголовью.
– Метелкин, ребята, славный таежный мужик. Правда, немного угрюмый. Поначалу я его даже побаивался. А он, оказывается, душа-человек. В таком возрасте на двух ставках работает и продавцом, и радистом в речном пароходстве. Кормит всех своих внучат, племянников и еще брата-пьяницу. Через недельку-другую вернемся в Шалаганово, я вас поближе познакомлю с ним, и посмеемся все вместе, как вы его, беднягу, шпионом посчитали.
Ночью их разбудил стон. С Гарновским было плохо. Петька выполз из спального мешка, открыл дверцу печки, бросил туда полено. Затрещали угли, вспыхнуло дерево. Огонь осветил бледное лицо Георгия Николаевича. Он стиснул зубы от боли и катался по нарам.
– Почки.
– Он тяжело перевел дыхание, - почки схватили.
– А лекарство какое-нибудь у вас есть?
– Никакого. Тепло надо прикладывать, только оно и помогает.
– Он вдруг изогнулся.
– Ой, ребята, ой…
Крупным потом покрылись у него лоб и нос. Таня всхлипнула.
– Ничего, Танечка, не пугайся, пройдет. Ох-ох-ы-ы-ы!
– Дернувшись, Гарновский чуть не упал с высоких нар. Петька заметался по избе, нашел закопченное ведерко.
– Таня, раскочегарь печку, - и выскочил на улицу.
– Куда?
– тихо выкрикнул Гарновский, но дверь, впустив клубы морозного воздуха, захлопнулась. Вернулся Петька не скоро. Прямо на плиту высыпал ведро крупного песка.
Руки у Петьки окоченели. Едва шевеля пальцами, он взял полено и раздавил на плите смерзшиеся комки песка.
– Таня, перемешивай его.
Грелку соорудили из рюкзака и приладили Гарновскому на поясницу прямо поверх одежды. Остатки песка ссыпали в шапку и положили в ноги. Тихо постанывая, Георгий Николаевич благодарил своих спасителей. Боль проходила, он стал меньше стонать и вскоре затих.
Петька, не мигая, смотрел на прыгающий в печи огонь. Тревога закралась в сердце. Что делать, если приступ не прекратится? Как вывозить больного. И куда? На стойбище уже никого нет, а в Шалаганово дорогу он не знает.