Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев
Шрифт:
Всадник спешился возле висячего моста и повёл коня на нашу сторону. Ещё несколько человек торопливым шагом направлялись к нам. На всех были ватные халаты или толстые одежды из ячьей шерсти. Мы стали быстро выгружать снаряжение.
Лётчик пожал нам на прощание руку и запустил мотор. Ещё минута — и винтокрылая машина скрылась из виду. Мы стали здороваться с местными жителями. Я объяснил, что мы поплывём по реке. Они сочувственно заулыбались: намерения гостей явно свидетельствовали о их слабоумии. Чтобы подкрепить слова делом, я тронул воду рукой и тут же отдёрнул её — вода, только что вышедшая из-под ледников, обжигала кожу. Невозможно было представить, что в этой самой воде, только несколько южнее, живут крокодилы.
Мы высадились на мысу, круто обрывавшемся в реку. Спускать машины будет нелёгким делом, подумал я; одно неловкое движение, и они умчатся без нас вниз. К счастью, неподалёку виднелся довольно пологий спуск, и течение возле берега было не таким стремительным.
Мы с Майклом стали собирать аэроглиссеры. Надули корпус, положили доски, укрепили моторы. За прошедший срок мы научились работать автоматически, руки сами делали нужные движения. На сей раз проделывали всё с особой тщательностью. Успех всего предприятия зависел теперь от каждой гайки. Работая гаечным ключом, я время от времени косился на реку. Вся видимая поверхность представляла собой огромный перекат, не было ровного места — повсюду одни бурлящие гребни. Издали казалось, что километрах в полутора выше по течению река таинственным образом исчезала. То был вход в Большую Гималайскую щель, глубочайший на Земле каньон.
Взгляд, брошенный вниз по течению, тоже не приносил успокоения. В восьмистах метрах дальше река обрывалась с уступа высотой с двухэтажный дом. Если мотор заглохнет на старте, нас снесёт туда на верную гибель. Может быть, не стоило выбирать для отплытия столь опасное место? Разумеется, вслух я не стал этого произносить.
Майкл запустил мотор и сделал пробный круг по суше: следовало выяснить, как влияет высота на работу двигателей. Мы знали, что моторы потеряют значительную часть мощности, вопрос был в том, хватит ли оставшейся части на преодоление бесконечных перекатов. Пока не было никаких отклонений от нормы: моторы гудели ровно, карбюраторы были отрегулированы так, чтобы увеличить в них доступ воздуха.
Настал момент, когда надлежало тронуться в путь. Мы решили, что я войду в каньон первым, а Майкл с носильщиками двинется по берегу с запасом горючего, запчастей и остальным снаряжением. Тропа вилась по карнизу над рекой, и Майкл, как мы надеялись, сможет наблюдать за моим продвижением. Если всё пройдёт благополучно, мы должны встретиться в двадцати пяти километрах выше по течению, в Тукуче. В этом крупном селении живут тхакали, исстари занимающиеся перевозкой соли с Тибетского нагорья.
Река Кали-Гандак почитается священной, и именно здесь, в Большой Гималайской щели, находят на дне реки священные камни «салеграм» (окаменелые аммониты), почитаемые индуистами и буддистами. Недалеко от Тукучи стоит знаменитое святилище Муктинатх с «горящей водой» и «горящим камнем». Муктинатх на протяжении веков был местом поклонения верующих. «Горящая вода» и камни имеют простое объяснение: святилище построено в месте выхода горючих газов.
Перед тем как пускаться в путь, надо было пройти крещение. Я зашёл по колено в воду. На мне были водолазные сапоги и комбинезон из специального изолирующего состава, так что холода я не почувствовал. С помощью носильщиков Майкл спустил ко мне машину. Я взглянул на почти вертикальные стены, вздымавшиеся над водой; сзади слышался адский грохот водопада…
Что ж, мы сами стремились к этому. Я выскочил на стремнину и стал пробовать ход машины на разных режимах. Сразу выяснилось, что на малой скорости аэроглиссер клюёт носом и течение сносит его назад: маленькая посудина обладает плохой остойчивостью. Я придвинулся к берегу, махнул на прощание Майклу и устремился в каньон.
После первого поворота я потерял Майкла из виду. Оставалось надеяться,
Река немного расширилась — слева в неё впадал приток. Он начинался в леднике где-то наверху и устремлялся вниз по огромным каменным уступам. Зеленоватые ледяные сосульки свисали, как новогодние украшения. За поворотом я не успел увернуться от камня, и машина отлетела назад. Пришлось спрыгнуть в воду и обойти препятствие, затем я выскочил на середину «фарватера» и на полном газу… наскочил ещё на один камень!
Лишь позже я понял, почему аэроглиссер не поднимался над водой. При расчётах инженеры не приняли во внимание важную деталь: на большой высоте давление между поверхностью воды и днищем внутри «юбки» падало. Таким образом, подушка получалась плоской, толщиной всего несколько сантиметров, соответственно возрастало трение «юбки» о воду, а днище значительно чаще чиркало о камни. Всё это не давало возможности развить нужную скорость, приходилось то и дело соскакивать в воду и обходить препятствия.
За очередным изгибом русло вновь стало расширяться — я приближался к концу пятнадцатикилометрового коридора. Скоро должны были показаться первые домишки Тукучи. Вода приобрела цвет слоновой кости. Местами река расширялась до восьмисот метров. Все эти подробности я отмечал краем глаза, поскольку дно было усеяно крупными камнями и приходилось резко маневрировать.
По моим прикидкам, я должен был находиться на воображаемой линии, соединяющей вершины Дхаулагири и Аннапурны. «Пока всё идёт хорошо!» — промелькнуло у меня, и в тот же миг днище аэроглиссера заскрежетало по нагромождению гравия. Минут десять ушло на то, чтобы слезть с мели. Я тащил машину за собой, как вол. «Пройти во что бы то ни стало!» — молотило в голове. Каждый метр приближал меня к цели.
Слева и справа от реки появились лепившиеся по склонам домики. Над крутым обрывом я заметил прямоугольный массив монастыря. Это был Наршанг, первый буддийский монастырь на соляном тракте. На обрыве ясно виднелись осадочные породы, которых я не встречал раньше. Здесь проходила геологическая граница, место столкновения двух тектонических плит — столкновения, в результате которого вверх вздыбились Гималаи.
Сменилась и растительность: сосны появлялись всё реже, трава росла жёсткими пучками, как в тундре. Несмотря на защитный комбинезон, я всё-таки умудрился вымокнуть и окоченеть, но радость близкого завершения нашего замысла согревала меня. У подножия монастыря выбрался на каменистую отмель и заглушил моторы. Все эти месяцы я часто видел себя в грёзах на аэроглиссере возле одного из здешних монастырей, чьи силуэты мне так знакомы. Задрав голову, смотрел на выбеленные извёсткой стены, плоскую крышу, с ярко-красным бордюром. По углам трепетали на ветру молитвенные флаги…
Пока я любовался монастырём, на берег высыпали люди. Аэроглиссер почему-то не вызвал особого удивления. Странно, ведь, за редким исключением, никто из них никогда не видел машины, даже велосипеда. Лишь потом сообразил: вертолёт. Пятнадцать лет назад, когда я был в Мустанге, туда прилетел вертолёт, и поэтому появление глиссера не вызвало никакого ажиотажа. Я стал расспрашивать жителей, знают ли они, что это такое. «Это штука, которой положено летать. И она летает», — пожав плечами, сказал мне один погонщик яков. Его логика поразила меня тогда своей ясностью и простотой. Скорее всего обитатели Тукучи приняли мой аэроглиссер за опустившийся на воду вертолёт. Они, конечно, не воспринимали меня как пришельца из космоса, всё было для них куда будничнее и прозаичнее.