«Засланные казачки». Самозванцы из будущего
Шрифт:
Сопровождаемые любезным хозяином, трое прибывших гостей вошли в юрту. У входа, на низкую лавочку, сложили винтовки и сняли патронташи, оставив кобуры с револьверами на ремнях. В стороне от входа стоял небольшой диванчик, сапа, на который казаки сразу и присели, поставив шашки между колен, чтоб не мешались, – Родион уже знал, что к шашке тут совершенно иное отношение.
Убранство большой юрты произвело на Артемова большое впечатление, он впервые находился в природном бурятском жилище, тем паче чуть ли не на век раньше.
На середине находился очаг,
Весь пол внутри юрты, за исключением гулумты, был дощатым, чуточку приподнятым. Стена напротив входа была самым разукрашенным местом. Там стояли поставцы и шкафчики с множеством буддийских божков и фигурок, висели разноцветные куски ткани, на некоторых были нанесены письмена. На других внутренних стенах юрты были развешены цветастые занавески – «теки».
Сам диванчик, на котором сидели казаки, был удобен, буряты на него щедро накидали подушки из конских шкурок – «худаал». Другой мебели, кроме диванчика и сундуков, в юрте не имелось.
Весь дощатый пол был устлан ковриками-«хупсырами» из сшитых, выделанных с особенным тщанием шкур. Однако не охотой хвалился хозяин в отличие от русских или казаков, а своими большими стадами, если уж на коврики пошли жеребята, телята и ягнята с их мягкими и нежными шкурами. На коврах лежало множество подушек, и Родион сообразил, что пить чай придется, сидя на корточках.
Напротив диванчика стояло несколько сундуков, и самодельные, и узнаваемые русской работы, видно, покупные. Видать, в них хранится одежда или ткани. Сверху сундуки были тоже разукрашены и накрыты ковриками. Рядом с ними стояли шкафчики с множеством утвари – на полках теснились чарки и стаканы, жбаны и миски. Деревянная посуда чередовалась с металлической и стеклянной, на паре полок зимним светом отдавало серебро, а на одной полке тускло блеснуло золото.
На четырех резных столбах, держащих потолок, были развешаны полотнища с какими-то непонятными текстами и символами, фигурки и другие культовые предметы. Артемов покосился взглядом на Кузьму, так как Пасюк сам непонимающе щурил глаза.
– От ламы, – шепнул казак, и Родион кивнул, хотя, зачем такое вывесили, он мог только догадываться.
Хозяин все это время вел оживленный диалог с приказным, время от времени бросая испуганные, голову можно было дать на отсечение, взгляды на молчавшего Пасюка. А вот на самого Родиона посматривал с любопытством, с хитринкой, оценивающе.
Либо Баян не говорил по-русски, в чем Родион сильно сомневался, ибо глаза у бурята были очень смышленые, поблескивали умом и хваткой. Либо в этом была какая-то непонятная странность. И скорее всего именно второе, ибо чем дальше шел разговор, тем Лифантьев выглядел все более и более озадаченным.
В юрту одна за другой вплыли три девчонки. Первая принесла и поставила на пол большое блюдо вареного мяса, посыпанного какими-то сушеными травами. Вторая тщательно подсунула им
«Да уж, грядет пир силен! Чаем тут не обойдемся, все будет намного круче и с истинно азиатским размахом», – подумал Родион и уже окончательно убедился, что их здесь ждали.
Готовое мясо об этом говорило! Но как, почему, кто предупредил, на это ответа у него пока не было. Но ждали именно сегодня, а не послезавтра, как утверждал сопровождавший их подручный атамана.
Стол, если можно назвать пространство на полу этим словом, все заставлялся и заставлялся едой и питием. Первая была бесхитростной – мясо в различных видах, какая-то молочная снедь и лепешки. О водке и самогоне и речи не было, даже малейшего запаха Родион не ощутил, хотя, как шутили в студенческую бытность, он спиртное за версту мог унюхать. Лишь кисловатый молочный запах перебродившего тарасуна. Но это неудивительно – буряты, как он знал, называют тарасун иден-архи, то есть питательная водка, и употребляют его как квас или простоквашу русские.
Саламата – из ржаной или пшеничной муки, сваренной с жиром и сметаной, не имелось, так же как и затурана – похлебки из муки, кислого молока, воды и всяких остатков – обычной для них пищи. А ведь буряты ее едят в будни, а это окончательно укрепило Родиона в мысли, что их ждали, давно и нетерпеливо.
Но ломать голову над этой загадкой парень не стал, он чувствовал, что рано или поздно ему все объяснят или сам догадается. Иначе просто быть не может. Голод уже полностью вступил в свои права над его телом и желаниями, и Родион отринул из головы все мысли – хозяин убедительно попросил отведать его хлебосольство…
Командир комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев
– И чего я здесь торчу головешкой ненужной?!
Ермолаев выругался сквозь зубы и почесал всей пятерней грудь. Вот уже вторую неделю он жил в Иркутске, спешно вызванный из Тунки. Нет, устроили его хорошо, грех жаловаться – в Политотделе 5-й армии, что занимал роскошный «Гранд-отель» в два этажа прямо в центре города, на Амурской улице – в нем раньше размещались эвакуированные из Омска министры колчаковского правительства.
Напротив, наискосок, выставило свои покарябанные пулями и осколками грязные стены здание бывшего Русско-Азиатского банка, бывшее место службы тех самых министров.
Жестокие следы гражданской войны, что бушевала в Иркутске два декабря, семнадцатого и девятнадцатого годов, бросались в глаза повсеместно – половина окон до сих пор была заделана фанерой и досками, так как стекла становились прекрасными мишенями…
– И что я здесь торчу?!
Ермолаев в который раз задал себе этот набивший оскомину вопрос и присел на свою кровать, по старой привычке, вбитой на длительной царской службе, аккуратно застеленной.