Заставь меня любить

Спайс Вирджиния

— Да, конечно, вы правы, Джеральд. Я знаю, что генерал Вашингтон порядочный человек. Спасибо вам за все, что вы сделали. Вы рисковали из-за меня жизнью…

— Забудьте об этом, Касси.

В конце бала миссис Стивенсон, с согласия Кассандры, пригласила Мейсона отобедать в их доме, но он любезно отказался, сославшись на необходимость скорого отъезда. Когда Касси высказала ему свое удивление по этому поводу, он с ироничной и печальной усмешкой произнес:

— Мне не следует привыкать к вашему очаровательному обществу, мисс Гамильтон. Ведь вашего отношения ко мне ничто не изменит, а мне не хочется получить еще одну сердечную рану, их и так уже было достаточно по вашей милости.

Касси не нашлась,

что ответить ему, и он принял ее молчание за согласие с его словами.

Но самого Джеральда порядком удивило потепление в их отношениях. Он не ожидал этого и чувствовал, что сердце его опять растревожено, а душа пытается зацепиться за слабую, призрачную надежду. Это заставило его как можно скорее покончить с делами и отбыть в лагерь, в свой полк. Он отчаянно досадовал на себя и злился, но ничего не мог поделать с собой.

«Проклятая девчонка вертит мною, как хочет, — раздраженно думал он по дороге в Веллей-Фордж, — а я, как последний дурак, все не поумнею, хотя мне уже минуло двадцать шесть лет. И чего меня дернуло поехать в Балтимор? Ведь никаких серьезных дел там не было, все они были только предлогом, чтобы повидать эту неуступчивую кокетку. Нет, нужно быть последним идиотом, чтобы самому стремиться навстречу переживаниям!»

Однако для Касси эта встреча с Джеральдом Мейсоном тоже не прошла бесследно. Не говоря о том, что ее мысли настойчиво возвращались к этому человеку, еще и тетушка Гортензия не упускала случая напомнить ей о нем.

— Да, я знаю много достойных молодых людей, которые могли бы составить счастье нашей племянницы, — время от времени говорила она, обращаясь к мужу, но так, чтобы и Касси слышала ее. — Но если кто-нибудь спросит мое мнение, то я уж скажу напрямик: лучше славного полковника Мейсона никого не найти! Все достоинства при нем: хорош собой, состоятелен, славный офицер, да еще, вдобавок ко всему, очень серьезный и обстоятельный человек; да, да, и не спорьте со мной. Куда до него теперешним ветреным молодым людям!

Как ни старалась Кассандра пропускать мимо ушей эти однозначные намеки, все же это не всегда ей удавалось. Иногда она и сама начинала думать о Мейсоне с интересом и признательностью; но стоило вспомнить, как он придавил ее к кровати своим телом и причинил ей ужасную боль, как все теплые чувства вмиг улетучивались и в сердце оставались только ужас и отвращение.

Между тем для американской армии наступила трудная зима, и Касси не без оснований полагала, что нескоро увидит Джеральда Мейсона, если вообще увидит когда-нибудь. Балы и развлечения почти прекратились, и жизнь в городе опять стала скучной и тревожной. Касси, как и многие другие дамы, отказалась от шитья новых нарядов, от экипажа, от многих своих украшений. В доме Стивенсонов даже на праздники начали подавать к столу простую, скромную пищу. Муж тетушки Гортензии, как истинный патриот и сторонник дела свободы, отдал большую часть своего состояния для помощи армии, а его жена и племянница полностью поддержали его.

За месяцы, проведенные в Балтиморе, Касси стала еще более пылкой патриоткой и сторонницей независимости Америки. И если раньше ее политические убеждения определялись симпатией к Гарри Шелтону и другим людям, которых она уважала, то теперь они шли от самого сердца. С каждым днем Касси все меньше представляла себе возможность счастливой жизни в этой стране, если победят не американцы, а англичане. И это заставило ее пожертвовать свои любимые украшения, для того чтобы у армии было хоть немного больше денег, и разорвать все свои батистовые и шелковые сорочки и простыни на бинты раненым солдатам.

Всем было известно, что она дочь барона Роджера Гамильтона, ярого врага патриотов, но никто не упрекал ее за это. Поведение молодой леди Гамильтон заслужило уважение сторонников независимости,

и ее воспринимали как племянницу почтенного мистера Стивенсона, а не как дочь английского барона. И Касси постепенно начала гордиться этим, с каждым днем все больше ощущая себя американкой, а не английской леди.

Глава 4

Джеральд закончил обход расположения своего полка и на некоторое время задержался, наблюдая за тем, как сержанты обучают новобранцев. Зрелище было не слишком радостным и обнадеживающим, и, покачав головой, Мейсон направился к палатке, потирая озябшие руки. Денек выдался пасмурным и морозным, как, впрочем, и многие другие дни этой трудной зимы. К тому же за последнее время не случилось ни одного события, способного поднять настроение.

О его грузовой яхте, посланной из Виргинии во французские колонии за обещанным оружием и провиантом, не было ни слуху, ни духу. Из имений он тоже ничего не получил не только за осень, но и за половину зимы, а между тем армия отчаянно нуждалась в провианте, солдаты голодали, и его люди не были исключением. Джеральд уже начинал смутно тревожиться, не разорены ли его имения дотла английскими частями или лоялистами-соседями.

Но не об этом он больше всего сейчас беспокоился. Главной бедой стало опасное ранение, полученное две недели назад его другом Гарри Шелтоном во время очередной вылазки в расположение противника. Это задание должны были поручить ему, Мейсону, и, без сомнения, он лучше справился бы с ним, так как имел больше опыта и хладнокровия. Но его не оказалось на тот момент в лагере, он ездил в глубь Пенсильвании в расчете раздобыть продовольствие, и дело поручили Гарри.

«Ах, и зачем только я уехал, ну зачем, зачем? — в глубокой печали думал он, широкими шагами приближаясь к палатке. — Все равно ни черта почти не нашли, везде уже успели побывать проклятые англичане! Слава Богу, хоть Лора Сэдли приехала, чтобы ухаживать за бедным Шелтоном, иначе нельзя было бы поручиться ни за что!»

Действительно, прелестная миссис Сэдли, имение которой находилось всего в двадцати милях от лагеря, примчалась в Веллей-Фордж сразу, как только ей сообщили о ранении любимого. С тех пор она неотступно находилась с ним рядом, жила в его палатке, лечила с помощью полковою врача его раны, стирала рубашки, грея студеную ключевую воду на костре.

Джеральд радовался за друга и немножко завидовал ему. Он не мог не признаться себе, что охотно поменялся бы с ним местами, если бы его любимая так же преданно ухаживала за ним. Но этого, конечно, ни при каких обстоятельствах не могло быть. Представить Касси греющей руки у костра или подающей ему чистую рубашку — это было просто немыслимо, хотя порой воображение уносило Мейсона чрезвычайно далеко.

Он так сильно был поглощен воспоминаниями и мыслями о Кассандре Гамильтон, что, когда внезапно увидел перед собой ее тетушку, долго не мог сообразить, что это реальность, а не продолжение грез. Между тем почтенная леди стояла перед ним с выражением горя и смятения на еще красивом бледном лице, комкая в руках черную шляпу с плюмажем, а голубые глаза выдавали ужасное волнение. Синяя бархатная шубка женщины была распахнута.

— Что с вами стряслось, дорогая миссис Стивенсон? Ваше лицо, кажется белее вашего парика, и я вижу, вам жарко даже в такой сильный мороз! — встревожено проговорил Джеральд, беря пожилую даму под руку и приглашая в свою палатку.

— О, мистер Мейсон, случилось ужасное несчастье! — вскричала, заламывая руки, миссис Гортензия, как только они остались одни.

Внезапно осознав, с кем могло случиться это несчастье, раз пожилая леди оказалась здесь, Джеральд смертельно побледнел. Проницательный взгляд, брошенный на миссис Стивенсон, только подтвердил его ужасную догадку.