Застенок

Иртенина Наталья Валерьевна

– Наконец-то я до тебя добралась! Попался, теперь не уйдешь.

Регинин голос! Ее страстные палаческие интонации!

Роман последним усилием воли вывернулся из тисков. Разворот на сто восемьдесят градусов и – он снова оказался в крепких объятиях, но уже лицом к лицу с насильницей.

Она была во всеоружии и сразу приступила к делу: повисла у него на шее, змеиным броском впилась в губы, ногой обвила его. Внезапность атаки – и совсем не той, какую он нарисовал в воображении – обратила его на первых порах в изумленного и неподвижного истукана. Как и раньше, бесстыжая Регинка

все делала сама. Оторвавшись от его губ, но не выпуская из объятий, она принялась исступленно ласкать жертву, приговаривая:

– Сладкий мой, ты снова пришел ко мне. Я знала, что ты сделаешь это… о-о-о… сейчас, немедленно…

Она прижалась к нему животом, вытанцовывая бедрами танго любви. Роман, ошалевший от напора, попытался, пока не поздно, оторвать от себя сладострастную липучку. Но для этого требовалось как минимум четыре руки. Две женских руки и две ноги прочно приклеили к нему вожделеющее тело, словно были снабжены присосками. Регина безумствовала, зубами отрывая пуговицы от его рубашки, и не то стонала, не то рычала, освобождая мужское тело от лишних покровов.

– …ведь ты пришел за этим – проложить дорогу туда… где слаще всего, мягче всего, теплее всего, где тебя всегда ждут…

Вцепившись ему в плечи, она вдруг развернула его и с силой толкнула. Не удержав равновесия, Роман полетел вниз, и его принял в мягкое кожаное нутро диван. Регина с воплем восторга прыгнула к нему на колени. Отступать было поздно…

Для погашения Регинкиной лавинообразной страсти, как ни странно, хватило пяти минут. Полулежа на диване в живописном виде, Роман дивился, глядя на то, как кипевшая до того, изливавшая на него содержимое своих огненных резервуаров амазонка неспешно приводит себя в порядок. На него она даже не глядела и молча прихорашивалась с таким холодным, прямо-таки ледяным выражением на холеном секретарском личике, будто ее только что в который раз изнасиловал грубый маньяк.

Роман тоже молчал, не зная, что говорить и делать. Кажется, в таких случаях полагалось все же что-то сказать. Женская психология – вещь очень странная, порой необъяснимая. Что она хочет от него услышать? Смотрит как на пустое место, едва ли не с брезгливостью в накрашенных ресницах. Может, ей не понравилось? Но ведь он ничего и не обещал.

Роман внутренне трепетал. Может, надо поблагодарить даму за великолепно проведенную ночь? За тайные мучения страстей, за горечь слез, отраву поцелуя, за жар души, растраченный в пустыне? Даже при его богатом эротическом приданом не находилось нужного варианта поведения с остывшей липучкой. Из затруднения его вывела сама Регина. Контрольным движением руки проверив экипировку, она подошла к нему, потрепала по макушке и произнесла тоном, не предполагающим возражений:

– Надеюсь, тебе понравилось, милый.

Она ушла, мягко прикрыв за собой дверь и оставив его одного в чужом кабинете, распотрошенного, слегка обалдевшего, взвинченного, с еще более раздолбайским выражением на физиономии, чем обычно. Мысли о том, что сюда может зайти кто-то еще, не посещали. Он был уверен, что никого больше здесь не увидит. Эта странная уверенность как будто передалась ему от Регины, то ли во время объятий, то ли позже, когда она

неторопливо облачалась под его доглядом.

Странная женщина, странная комната. Он еще раз обвел ее взором. И что-то нехорошее почудилось вдруг в этих стенах. Мелькнуло нечто непонятное и тревожное этой непонятностью. Романа не покидало чувство чьего-то невидимого присутствия. Это не было банальным подглядыванием в дырку, прокрученную в стене. Кто-то был здесь, рядом с ним, и этот кто-то по-хозяйски изучал его, почти равнодушно, без интереса, как наколотую на булавку муху. Этим невидимым натуралистом мог быть только хозяин кабинета, слитый в одно целое со стенами и идеальным порядком запустения. Он был здесь все это время. Роман внезапно покраснел, смутившись догадкой. Хозяин наблюдал за ними обоими, за тем, как они поочередно насиловали друг дружку.

Роман вскочил, как будто под ним загорелся диван, мигом застегнулся. Пулей вылетел за дверь и, не взглянув на Регинин стол, вымелся из редакции. Он так и не сказал ей ни слова за все время бурной встречи.

Постыдное бегство объяснялось внезапной мыслью о том, что там, в кабинете, ему дал почувствовать свое присутствие его Хозяин, дергающий за веревочки. Некто в Сером.

25. Древний обычай

«Стена. Памятник старины. Охраняется государством. Часы работы 9:00–18:00, без обеда», – гласила табличка, привинченная к металлической калитке. В обе стороны от калитки на несколько метров шел бетонный забор, покрашенный в ядовито-зеленый цвет.

Роман стоял перед вывеской, раздумывая, к чему могло относиться слово «стена», если ядовитый забор на памятник старины никак не тянул.

Он оказался в этом районе города случайно и так же случайно наткнулся на зеленую стену с непонятной вывеской. Никогда раньше об этом «памятнике» слыхом не слыхивал и поэтому очень удивился.

Он толкнул калитку. Внутри оказался небольшой асфальтовый дворик, по краям поросший травой. Дворик, как и полагается, вел в домик, тоже маленький, одноэтажный, медовой расцветки. Роман поднялся на крыльцо и постучал.

– Входите, открыто.

Роман зашел – навстречу ему шагнул мужчина лет шестидесяти, одетый почти по-домашнему: старые, изношенные брюки на подтяжках и рубаху в клетку.

– Добрый день, – начал Роман, – я… ээ… зашел… – И выпалил наобум: – Интересуюсь памятниками старины.

– А вы проходите, – мужчина махнул рукой, приглашая гостя. – Чего ж на пороге разговаривать.

Роман вошел в маленькую комнатку, хозяин – следом.

– В ногах правды нет, – старик показал ему стул, и сам сел напротив, у крошечного стола.

– А где же ваша Стена? – не утерпел Роман.

– Стена? Там, – старик махнул рукой в сторону, противоположную той, где был дворик и зеленый забор.

Роман оглядывал комнатенку. Обычное конторское помещение.

– Так вы говорите, Стеной интересуетесь? – спросил хозяин, нацепив на нос очки и внимательно изучив сквозь них гостя.

– Вы мне ее покажете?

– А что ж не показать? Общенародное достояние. Я для того здесь и приставлен, чтоб показывать. А вам, к примеру, для чего она нужна?