Засыпайка в Таллинне
Шрифт:
Старый Томас растрогался и пару раз даже шмыгнул носом. Высморкаться бедняга не мог, потому что обе руки у него были заняты: в одной — меч, в другой — флаг.
— Не угодно ли носовой платок? — вежливо предложил Засыпайка и достал из кармана большой клетчатый платок, на каждом уголке которого был вышит золотой флюгер. Этим платком он заботливо вытер нос Старому Томасу. Старик все кряхтел,
— Вишь ты — платок! Да из какой мягкой и тонкой материи! Живешь — до всего доживешь.
Старый Томас был так тронут вниманием Засыпайки, что стал еще разговорчивее и пустился перечислять друзьям названия всех таллиннских улиц. Ну и чудные же они были! Улица Длинная казалась вовсе не такой уж длинной, а Широкая — совсем не широкой. Улица Извозчиков была такой узенькой, что по ней и пешком-то еле-еле проходили.
— А знают ли господа, отчего Таллинн хромает? — спросил Старый Томас, хитро сощурившись, и так как «господа» не знали, тут же объяснил:
— Таллинн хромает потому, что у него одна нога Длинная, а другая — Короткая.
Выходило, что в городе есть две такие улицы — Длинная нога и Короткая нога. Древние и причудливые.
Потом Старый Томас указал своим мечом на городскую стену из серого плитняка — часть неприступной крепостной стены, которая в старину кольцом опоясывала весь город, преграждая путь ветру. Каждую красноголовую защитную башню он назвал по имени, как доброго старого приятеля: Конюшенная башня и Банная башня, Золотоножка и Девичья, и многие, многие другие.
— А вот там, — страж города кивнул на внушительную башню посреди парка, — Кик-ин-де-Кёк, что в переводе означает «Загляни в кухню».
— В какую кухню?
— О, это весьма занятная история, — усмехнулся Старый Томас и охотно рассказал ее.
Давным-давно жил в Таллинне человек по имени Михкель, который нес сторожевую вахту на башне Вируских ворот. Каждый день, сменившись с поста, Михкель спрашивал свою жену Аманду:
— Скажи-ка, дорогая женушка, чем ты сегодня меня попотчуешь?
И Аманда отвечала:
— Попробуй-ка отгадать, любезный муженек, что я сегодня подам к столу.
Эта игра длилась много лет, и ни разу Михкель не смог угадать, что состряпала Аманда на обед, потому что — и об этом следует сказать особо — Аманда была лучшей хозяйкой во всем городе и ублажала своего Михкеля все новыми и новыми блюдами.
— Свиные ножки с горохом! — говорил Михкель.
— Не тут-то было! — смеялась Аманда. — Сегодня я угощу тебя бычатиной с брюквой.
— Судак в яичном соусе, — говорил Михкель.
— Ничего подобного! — смеялась Аманда. — Сегодня попотчую тебя жареным кабаном в соусе из красного вина.
Уже их сын Антс вырос в здорового парня, а Михкель и Аманда все еще вели себя, как молодожены. Но
Михкель верой и правдой служил городу, и его поставили стражем на новую башню. Это было высокое место и по чину, и по числу ступенек. С башни весь город был как на ладони: и море, и пастбища, и луга на окраинах. А когда Михкель принялся осматривать Нижний город, его сердце подпрыгнуло от радости, потому что — знаете, что он увидел? Случайно он заглянул в дымоход собственного дома и увидел, как Аманда жарит камбалу.
Придя домой, Михкель не стал ни о чем спрашивать, а сразу объявил Аманде:
— Сегодня у нас жареная камбала!
Бедная Аманда страшно расстроилась и заплакала! Ей казалось, что не удивить мужа обедом — это позор.
Теперь Аманда изо дня в день выискивала в поварских книгах самые изысканные рецепты, а Михкель, приходя домой, знал все наперед! Аманда забыла песни и улыбки, ее ласковое лицо стало совсем бледным. Наконец Михкель сжалился над ней и признался, что, дежуря на башне, заглядывает в дымоход и видит все, что варит жена к обеду.
— До чего нескромная башня! Просто нахалка! — рассердилась Аманда. — Какая-то «Загляни в кухню!»
Так и осталось за башней имя, которое дала ей Аманда, — «Кик-ин-де-Кёк», «Загляни в кухню».
Некоторое время на шпиле Ратуши царила тишина.
— Ниу-ниу, можно спросить? — пропищал вдруг Тупс.
— Скажите, пожалуйста, у меня все еще день рождения или он уже куда-то задевался?
— Никуда твой день рождения не делся! — успокоил его Засыпайка.
— А тогда можно я съем свою именинную колбасу? — спросил Тупс, и не дожидаясь ответа, приступил к ужину.
— Потерпи немного, — уговаривал его Засыпайка. — Нам еще на этой колбасе домой лететь.
Друзья простились со Старым Томасом и отправились в обратный путь.
Часов в семь вечера Майли выглянула в окно и остолбенела: подумать только! — над таллиннскими крышами проплывала огромная колбаса.
Майли знала, что летать могут снежинки и бабочки, комары и ласточки, футбольные мячи и надувные шары, летучие мыши и воздушные змеи и, само собой, самолеты. Но колбаса? Ее место — в холодильнике, в магазине или дома. Колбасу делали для бутербродов, но уж никак не для полетов!
А колбаса парила, и теперь уже ясно было видно, что верхом на ней сидят мальчик, и собака, и еще кто-то в синем. Майли не раз видела, как дедушкина овчарка тащила большую колбасу к себе в будку, ведь колбаса, как известно, — «собачья радость». Но чтобы «собачья радость» сама тащила собаку, да еще и мальчика…
Додумать Майли не успела: колбаса проплыла как раз мимо ее окна.
— Эге-гей! — окликнул ее Засыпайка.
— Привет, Майли, — махнул рукой Мати.