Затаив дыхание
Шрифт:
— Ну, что ж, хотя бы один человек оценит ее по достоинству.
— Чудесно.
С минуту оба молчали. В исходящем от жены тепле, казалось, еще ощутимы воздушные вихри ее заполненного движением дня — поезда, такси…
— Марита приходила? — спросила Милли.
— Она, представь, отправилась в «Глобус». «Секспир. Иду шмотреть Секспир», — передразнил он.
— Послушать тебя, бедняжка говорит, как Мануэль [87] .
87
Мануэль —
— Не обращай внимания, он же из Барселоны, — подражая Бэзилу Фолти [88] , сказал Джек, но вышло хуже обычного. — Странно, она вроде бы бегло говорит по-английски, но ничего не разберешь. Плохой слух. Сейчас дождь моросит, так что ей, наверно, спектакль не понравится. Зато она хотя бы не тусуется со всякой швалью. И не таскается по магазинам.
— Поставь «Noir Desir», — попросила она. — До чего мне надоела Англия! Просто обрыдла.
88
Бэзил Фолти — главный герой того же ситкома, владелец гостиницы «Фолти-Тауэрс», где происходит действие.
Они открыли для себя группу «Noir Desir», когда ездили во Францию, и очень увлеклись ею. Позже солиста надолго упекли в литовскую тюрьму за то, что во время киносъемок в Литве он до смерти забил актрису, свою подружку. Очень французская история. Вопреки своим политическим взглядам, Милли была околдована опасно-порочным голосом солиста. Джеку, однако, достоинства солиста представлялись весьма сомнительными.
Послышались тяжелые звуки бас-гитары, и мужской голос запел по-французски, унося их обоих далеко-далеко.
— Давай переедем во Францию, — предложила Милли. — На худой конец просто купим там дом. Как все нормальные люди. Представляешь: мельница, луг, речушка, лошади. Давай купим, а? — в ее голосе слышалась насмешка, эхо давнишних девчачьих забав в спальне привилегированной школы. — «Мельница Милли»! Уйма земли, простор. А присматривать за хозяйством наймем местных, — Милли посерьезнела: — Они будут до смерти рады любой работе. Во Франции сейчас дикая безработица, процентов восемьдесят или около того.
— Похоже, ты имеешь в виду Сомали, — заметил Джек.
— Я имею в виду не Париж, естественно, а сельскую местность.
— Тогда моей карьере конец, — подытожил Джек и откинулся на спинку дивана.
— Какой карьере?
— Вот спасибо.
— Я лишь передразнила тебя, — проворчала Милли и, убрав подушку, прижалась к мужу.
— А фактически мы оба правы.
— Ой, прекрати! Не заводи опять свою песню. Это вообще не карьера. Это искусство.
— Да я не обиделся, — вполголоса
Приникнув к его плечу, она сказала:
— Я не исключаю, что рано или поздно вся экосистема найдет способ отторгнуть нас. Как пораженные смертельным вирусом антитела. Мы же норовим захватить все вокруг.
— Угу.
— И никогда не знаешь, чего от нас ждать. Страшно подумать. Даже не сознавая того, мы разрушаем все нежное, тонкое — такие уж мы самонадеянные наглецы. Мне начинает казаться, что я зря потратила лучшие годы жизни.
Джека обрадовало признание жены: в отличие от него, Милли редко жалеет о чем бы то ни было, а тут вдруг разжалобилась, да как! Не надо только путать сожаление с горем. Перед ним всплыл абсолютно пустой экран аппарата ультразвуковой диагностики, черный, застывший. И уже пять лет такой!
— Уверен, Милл, что ты потратила их не зря, — подчеркнуто строгим, но неубедительным тоном произнес Джек.
— Я тут бьюсь за сухие биотуалеты, а в это время проклятая сибирская мерзлота берет и тает! — Милли в отчаянии откинулась на спинку дивана. — С тем же успехом можно торговать дамскими сумочками.
— Ага, из лучшей итальянской кожи, с неброскими молниями.
— Питаться одной морковью, — продолжала она. — Все мои деньги отдать Фонду по борьбе с нуждой. А жуткие полноприводные джипы сжечь вместе с ублюдками-водителями.
Джек пристально разглядывал пивную банку; его внутренне передернуло от словечка мои: «моиденьги», — но виду он не подал.
— Жизнь никогда не оправдывает ожиданий, все складывается не так; чудн о. Но ничего страшного — в конце концов привыкаешь и к безрадостной жизни.
Джек даже не успел осознать, чтослетело у него с языка; особенно поразило слово «безрадостный». Прихлебывая пиво, он силился вспомнить, употреблял ли он это слово прежде хотя бы раз.
Милли потрепала ему волосы, густая прядь упала на глаза.
— Ты когда последний раз стригся? Нет, извини, спрошу иначе: когда ты последний раз причесывался? Слушай, а клево получилось! С ума сойти!
Резким движением головы Джек откинул со лба волосы:
— Знаешь, я вот что подумал: если я с видусмахиваю на Бетховена — чем черт не шутит, может, и моя музыкабудет смахивать на его сочинения.
— Что ж, еще не поздно, — отозвалась Милли, глядя в окно на парк. На улице моросил дождь, в комнате было душно. — А может, и поздно.
— Это жестоко, — запинаясь, выдавил Джек.
— Необходимо дать народу право на истинно демократическое мнение, а не манипулировать людьми.