Затаив дыхание
Шрифт:
– Пей только кипяченую воду и чаще мой руки, чтобы не заболеть. Да, еще носи все время с собой воду и пей по глоточку, чтобы не было обезвоживания. Ты медик, сама знаешь. Меня Тоня зовут. Я из Одессы. А ты откуда?
– Я Кира, приехала из Ставрополя, – ответила девушка.
– Нас здесь восемь человек, все уже на службе, а у меня выходной. Хочу искупаться, сегодня баню топить будут для офицеров. Пойдешь со мной? – спросила Тоня.
– Да, только отдохну немного, – Кира села на низкую кровать с прогнутой сеткой и узким ватным матрацем. Но никакие неудобства не могли
Выспаться ей все же не дали:
– Кира, просыпайся, привезли раненых, Николай Сергеевич уже готовит операцию, сказал, что ты будешь ассистировать, – растолкала девушку незнакомка в белом халате.
– Хорошо, встаю, – пробормотала Кира. Голова, которую она с трудом оторвала от подушки снова легла на место. Сон не отпускал.
Но незнакомка продолжала трясти девушку, и Кира, наконец, проснулась.
– Вставай, пойдем быстрее. У нас каждая минута на счету. Там солдатики раненые, понимаешь? Вставай скорее.
Кира соскочила с жесткой кровати, которая в этот момент казалась ей самым лучшим местом на земле. Быстро собравшись, она побежала вслед за девушкой-медсестрой.
Когда Кира заскочила, Николай Сергеевич был уже в операционной, а раненый парень под наркозом.
– Давай, девочка, поторапливайся. У нас тяжелое ранение и сложная операция, – сказал негромко военврач, поддерживая Киру ободряющим взглядом.
Операция длилась четыре часа. Раненного на каталке отвезли в палату. Отдельной палаты для тяжелораненых не было. Всех тяжелых один раз в три дня увозили в Кабул.
Кира осталась на ночное дежурство. Она пришла мерить температуру всем раненым. Когда подошла к Рашиду, он попросил:
– Кира, дай обезболивающее. Очень болит рука.
– Сейчас анальгин уколю.
– Мне уколы только на двадцать минут помогают. Может, что-то посущественнее есть?
– Что ты имеешь ввиду? Наркотик? Нельзя, терпи. Привыкнешь, потом трудно будет в себя прийти.
Лежавший рядом Валера посоветовал:
– Попроси ребят, чтобы достали горное мумие. Его у местных в кишлаке купить или обменять можно на тушенку. Хорошо раны заживляет и обезболивает.
Кира сделала укол Рашиду, он сжал ее руку:
– Кира, посиди со мной. Давай поговорим. Завтра в Кабул отвезут. Сказали, что отправят в Союз. Не знаю, встретимся еще? Хочу спасибо тебе сказать. Если бы не ты… Знаешь, когда я ехал сюда, в Афган, думал, что меня убьют. Не вернусь живым, – он тяжело вздохнул.
– Но вот повезло, ранили только. Кира, можно я тебе буду письма писать? Левой рукой, – он посмотрел на свою перебинтованную правую руку. – Напиши мне свой адрес в Союзе, куда можно там написать?
– У меня есть комната – после детдома выделили, но я там не живу.
– Почему?
Кира засмеялась:
– Слишком много кошек. Так что адреса там у меня нет. Пока пиши в гарнизон.
–Врач сказал медсестре, что, возможно, ампутируют. Я все слышал, -Рашид сглотнул ком, застрявший в горле, – не дам руку отрезать, домой поеду, там вылечат.
– Пиши, конечно. – Кира пожала его руку. – Я тебе обязательно отвечу. Моя фамилия Самойлова Кира Олеговна.
– Я
– Будешь жить, Рашид. Снаряд в одну воронку дважды не попадает. Так, кажется? – подбодрила его Кира.
Рашида вместе с другими тяжелораненными увезли в Кабул на следующее утро. Их сопровождала колонна БТР с солдатами.
3глава
И полетели дни военной прозы жизни Киры. Дежурство – отдых – операции. Она познакомилась со всеми женщинами, которые жили в палатке. Особенно сдружилась с Ритой Бусыгиной из Москвы, неунывающей шустрой девчонкой, которая тоже была хирургической медсестрой, но работала в основном в инфекционке с заболевшими, а таких было тоже немало: инфекции, гепатит, воспаление. Особенно доставала дизентерия, с которой солдаты редко обращались к врачу, надеясь, что само пройдет. А когда обращались, уже нужно было лечить серьезно, чтобы не допустить обезвоживания.
У Киры сложились теплые отношения с Иваном, который сопровождал автобус, везший их в гарнизон. Иван тоже был из Ставрополья – так что земляки. Он рассказывал Кире о своей семье, о невесте. Часто приходил помочь в госпитале, приносил фрукты, кока колу и жвачку, купленные в торговой палатке в ближайшем кишлаке, куда Кира еще не выходила.
Поначалу все было непривычно и неуютно, но ей, детдомовке, не привыкать жить в таких спартанских условиях. Кира быстро освоилась, не обращала внимания на неудобства, много работала, иногда ходила смотреть фильмы, которые привозили раз в неделю по пятницам. Письма особо писать было некому. Только Света, подружка из детдома знала, что Кира служит в Афгане и иногда писала ей.
Несмотря на сильную усталость, Кира все же решила пойти смотреть фильм «В бой идут одни старики». Этот фильм видела много раз в Союзе, очень любила эту картину и плакала, когда погиб Ромео и его возлюбленная Маша, жалея их. Война.
И вот сейчас, здесь, вдали от родины где она находилась уже два месяца, Кира ощущала ту же военную реальность. Все происходящее было страшным и обыденным: раненые солдаты, госпиталь-палатка в полевых условиях, болезни и смерти. Она не понимала и не видела того военного героизма, который воспевался в старых военных и послевоенных фильмах. Там было все более красиво, а в жизни как-то прозаично.
Кира хотела пробраться к девушкам, сидящим, как всегда, впереди, ближе к экрану, на сколоченных из ящиков от боеприпасов скамейках, но протиснуться не было возможности. Все в гарнизоне, кто был сегодня свободен, пришли посмотреть любимое кино.
– Кира, садись сюда, с нами, – позвал ее Иван, усаживая девушку посерединке между собой и своим лучшим другом, тоже земляком Костей Бондаревым на узкой скамейке.
Костю Кира приметила еще в первые дни, когда он пришел у нее попросить спирта «для ребят». Видимо его обаятельная улыбка и привлекательная внешность действовала безотказно на медсестричек, и они всегда наливали 100 грамм спирта, которые потом разбавлялись кипяченой водой и превращались в водку. Но Кира отказалась дать спирт.