Затащи меня в Эдем
Шрифт:
– Ужас какой!
– С такими детьми тоже работают мои люди, но, увы, сначала это происходит в другом месте. В этом замке будут жить ребята, которые не столь жестоки.
Инга одобрительно кивнула:
– Дети любят такие штуки. Ради возможности жить в настоящем замке ребята могут здорово измениться в лучшую сторону.
А Алена спросила совсем другое:
– И много среди этих хулиганов ваших родных детей?
Борис Степанович широко открыл глаза.
– Что?
Но Алена не испугалась:
– Почему вы не сказали нам, что Мила –
– Но я…
– Не отказывайтесь, мы все знаем! Вы приезжали к Миле в детский дом. Интересовались ее судьбой.
– Ах вот откуда ветер дует, – пробормотал Борис Степанович. – Вы были в Великих Луках и пообщались с уважаемой Калерией Леонардовной. Ну, что же… Может, я и неправильно поступил, что с самого начала не объяснил вам, что Мила моя дочь. Но понимаете… Калерия Леонардовна, наверное, вам уже сетовала на свой педагогический провал в отношении Милы?
– Она говорила, что девочка неуправляема и, скорее всего, пошла в своего отца.
– Ну, этот камень брошен в мой огород уже рукой Гербарии, – усмехнулся Борис Степанович. – Она всегда была крайне недовольна моим поведением. Небольшая шалость на стороне – и Гербария уже отказывается идти со мной под венец. Более того, она и ребенка сдает в детский дом, дескать, пусть там из него выбьют все мои дурные гены.
– А что же вы не забрали дочь к себе?
– Признаюсь, в то время я очень мало думал о таких вещах. Я давал Гербарии деньги, она уверяла, что за дочкой хорошо присматривают, ее характер потихоньку исправляется, и я был спокоен.
– Впоследствии вы все же раскрыли Миле тайну ее рождения?
– Вы имеете в виду, признался ли я ей в том, кто ее родной отец? Нет, я ей этого не сказал.
– Почему?
– Видите ли… я полагал, что это признание разрушит то хрупкое доверие, которое установилось между нами. Мила была очень негативно настроена в отношении своей матери.
– Она ее ненавидела.
– И я опасался, что ненависть Милы падет также и на мою голову. А я… Уж не знаю почему, но я привязался к этой невозможной девчонке. Если бы она позволила, я бы заботился о ней, как не заботился все эти годы ни о ком. Я бы возместил ей все, что недодал в детстве. Но она же ничего не хотела! Вбила себе в голову, что ей должна все возместить родная мать! И точка.
– И вы ее не остановили?
– Как? Если бы вы знали Милу получше, вы бы не задавали таких вопросов. Если Мила что-то вбивала себе в голову, то остановить ее могла только…
– Только смерть.
– И в этом она была очень похожа на свою мать. Та тоже была упряма, как тысяча чертей.
– Вы ее любили?
– Кого?
– Мать Милы.
– Гербария в молодости была очень хороша собой. А я, признаюсь, был падок на женский пол. Все женщины казались мне красавицами. А если у женщины был еще и характер, моему восторгу не было предела.
– Значит, у вас должно быть много детей? Ну, таких… вроде Милы.
– А вот тут вы как раз и неправы. Законных детей у меня нету вовсе.
– А незаконных?
– Мила
– Кроме нее кто-то есть еще?
– Только один ребенок.
– Тоже воспитывался в детском доме?
– Нет, мальчику повезло больше. Его мать вышла замуж и вырастила сына в полноценной семье.
– А… а он знает о том, что вы его отец?
Борис Степанович покачал головой:
– Нет. Его мать не хотела этого. И я молчал, и молчу до сих пор.
– И все? Больше у вас нет ни одного ребенка?
– Представьте себе, нет. Даже иногда думаю, не обидно ли? Столько лет я строил свою империю, а теперь, когда сам стою на пороге вечности, некому даже сделать такой шикарный подарок.
Чтобы отвлечь мужчину от его грустных мыслей, подруги рассказали о том, что у полиции есть двое подозреваемых – Федосеев и Натан. А у них самих имеется еще и третья подозреваемая – Танюша.
– Хорошо, – кивнул Борис Степанович. – Мужчин я беру на себя. Мои люди выяснят мельчайшие подробности из их жизни. Возможно, они знакомы между собой.
Такая мысль подругам в их головы до сих пор не приходила, и поэтому они уставились на Бориса Степановича с большим вниманием.
– Продолжайте. Если Натан и Федосеев знакомы, тогда…
– Если так, тогда отравленные бутылки могли перекочевать от этого Натана к мужу Гербарии. А уж он пустил их дальше в дело. В общем, я этим займусь! А вы…
– А мы займемся Танюшей.
Но сказать было легче, чем сделать. Как подступиться к девушке, у которой есть и мотив, и возможность совершить убийство Милы, но нету повода убивать Гербарию. А между тем преступления совершены одним и тем же человеком, выбравшим одно и то же орудие убийства.
– И все же, чтобы кокнуть Милу, у Танюши повод имелся.
И подруги снова позвонили Попонкину.
– Танюша? – переспросил он. – Невеста Игоря? Бывшая? Хм, а ведь это была бы неплохая версия.
– Вызовите ее к себе!
– Нужен повод, чтобы это сделать.
– Придумайте! Возьмите у нее отпечатки пальцев! Возможно, они совпадут с найденными на бутылке в комнате Милы.
– На той бутылке есть отпечатки только самой хозяйки. Кто бы ни принес эту бутылку, он старательно вытер ее заранее. Есть крохотный фрагмент отпечатка, который остался под одним из щупальцев осьминога, куда не дотянулась тряпка. Мы пытались идентифицировать личность этого человека по нашей базе данных, но ничего не получилось. Человек этот у нас не числится.
– Так возьмите отпечатки у всех подозреваемых! У Танюши в первую очередь!
– Ее отпечаток сам по себе еще ничего не доказывает. Ведь вы сами говорите, Таня бывала у Игоря дома?
– Много раз! У нее даже ключи от квартиры имелись!
– Значит, ей либо показывали эту диковину, либо она сама могла наткнуться на бутылку и потрогать.
– Вот именно! Потрогать, взять и отнести отравленную водку своей сопернице! Отравить ее!
– Версия интересная, – повторил следователь. – Но… но нет.