Затерянные миры
Шрифт:
Сокровище так и не было найдено. Но говорили, что прошедшие столетия пощадили карту, и она уцелела, спрятанная в столь же тайном месте, как и сам клад из Храма Бога Луны. С недавнего времени ходили слухи, что один моряк, получивший карту от своего отца, привез ее в Мируан. Миор Люмивикс через доверенных лиц как человеческой, так и сверхъестественной природы, тщетно пытался отыскать этого морехода, зная, что Сарканд и другие колдуны города также заняты его поисками.
Вот что мне было известно; но учитель поведал еще кое-что, пока я по его приказанию поспешно собирал запас провизии, необходимый для морского путешествия.
— Я караулил Сарканда, точно ястреб, стерегущий свое гнездо, — рассказывал
Учитель прервался, приказав мне заткнуть за пояс священный магический меч, схожий с его собственным, но не столь древний. Он никогда прежде не разрешал мне его надевать. К этому моменту я уже собрал провизию и воду, положив ее в прочную сетку, которую без труда мог нести на плече. Этой сеткой мы пользовались, чтобы ловить некоторых морских гадов, из которых Миор Люмивикс добывал яд, обладающий исключительной силой.
И лишь когда мы заперли все ворота и очутились на темной улице, по которой гулял ветер, учитель возобновил прерванный рассказ:
— Когда я входил в покои Сарканда, оттуда как раз вышел какой-то человек. Я видел его очень недолго, прежде чем шпалеры разошлись и задернулись вновь, но я узнал бы его, если бы увидел снова. Он был молодым и довольно полным, но его полнота скрывала могучие мышцы, а его желтое, почти девичье лицо с раскосыми глазами выдавало жителя южных островов. На нем были короткие штаны и башмаки до щиколоток, как у матроса, и больше никакой одежды. Сарканд сидел, повернувшись спиной ко мне, и держал в руках скатанный свиток папируса, желтый, как лицо моряка. Он поднес свиток к своей ужасной четырехрогой лампе, в которую заливает жир кобр. Лампа вспыхнула зловещим огнем, точно глаз вурдалака. Но я успел заглянуть через его плечо... и смотрел достаточно долго, прежде чем его демоны прогнали меня прочь из комнаты. Папирус действительно был картой Омвора, Он сморщился от времени и был попорчен пятнами крови и морской воды. Но ее заглавие, обозначения и то, что на ней нарисовано, все еще можно различить, хотя они и написаны старинными письменами, которые в наши дни мало кто может прочесть. Там было западное побережье Зотика и омывающие его моря. Островок, лежащий к западу от Мируана, помечен как место, где зарыт клад. На карте он назывался островом Крабов, но, очевидно, это не может быть какой-то другой остров, кроме того, что сейчас носит имя Ирибос. Его редко посещают, но, тем не менее, он находится всего лишь в двух днях пути отсюда. Кроме него на расстоянии сотен лиг нет никакого другого острова ни на севере, ни на юге, за исключением нескольких пустынных утесов и маленьких атоллов.
Подгоняя, чтобы я шел быстрее, Миор Люмивикс продолжил:
— Я слишком долго был в обмороке, вызванном дедаймом. Кто-нибудь менее опытный совсем бы не проснулся. Мои духи-хранители предупредили, что Сарканд вышел из дома час назад. Он приготовился к путешествию и шел к пристани. Но мы перегоним его. Я думаю, что он никого не возьмет с собой на Ирибос, желая сохранить тайну клада. Он действительно могущественный и грозный соперник, но его демоны не могут перебраться через воду, поскольку по природе своей способны жить только
Пристань была тиха и почти пустынна, за исключением нескольких спящих мертвым сном матросов, павших жертвой дрянного вина и арака, которые подавали в портовых тавернах. В свете поздней луны, кривой и острой, точно тонкий серп, мы сели в нашу лодку и отчалили. Учитель держал румпель, а я взялся за весла. Мы пробрались сквозь беспорядочное столпотворение кораблей, галер и шебек, речных барж, шаланд и фелук, жавшихся друг к другу в старой бухте. Спертый воздух, чуть шевеливший наш высокий треугольный парус, был полон морских ароматов, зловония груженных рыбой лодок, пряных запахов экзотических грузов. Никто не окликнул нас, и с темных палуб доносились лишь голоса вахтенных, объявляющих время на заморских языках.
Наша лодка, хотя маленькая и открытая, была очень прочной и сделанной из казуарового дерева. Остроносая, с глубоким килем и высокими фальшбортами, она ни разу не подводила нас даже в таких бурях, которых никак нельзя было ожидать на море в это время года.
Ветер, дующий над Мируаном с полей, садов и пустынь, стал свежее, как только мы покинули бухту. Он все крепчал, пока парус не надулся, как крыло дракона. Острый нос нашей лодки разрезал пенившиеся волны, и мы неслись к западу, ведомые созвездием Козерога.
Далеко впереди нас в неверном свете луны что-то непонятное, казалось, двигалось, танцевало и колыхалось, точно призрак. Возможно, это была лодка Сарканда... А может быть, чья-то еще. Несомненно, учитель тоже заметил лодку. Но он лишь промолвил:
— Теперь ты можешь вздремнуть.
Поэтому я, скромный подмастерье Мантар, ученик Миора Люмивикса, погрузился в сон, пока учитель правил лодкой, а звездные копыта и рога Козерога погружались в море.
Когда я проснулся, солнце уже высоко стояло над нашей кормой. Ветер, такой же сильный и благоприятный, все еще дул, с немыслимой скоростью унося нас к западу. Мы проплыли мимо берегов Зотика, не приближаясь к ним. Небо было безоблачным, и морская гладь, на которой не виделось ни единого корабля, расстилалась перед нами, точно необъятный свиток темной лазури с мелькавшими там и сям барашками пены.
День клонился к закату, исчезая за пустынным горизонтом, и ночь накрыла нас своим гигантским пурпурным парусом, расшитым созвездиями и планетами. Но и она, в свою очередь, прошла точно так же, как и последовавший за ней рассвет, уже второй с начала нашего путешествия.
Все это время учитель вел лодку — без сна, с глазами, без устали смотрящими на восток, точно глаза морского сокола, и я лишь изумлялся его выносливости. Теперь он немного поспал, все так же сидя у руля, но казалось, что глаза под закрытыми веками все еще бодрствуют. Его руки держали штурвал, не ослабляя своей хватки.
Вскоре учитель открыл глаза, но едва ли пошевелился, оставшись в той же самой позе. Во время нашего путешествия он почти не говорил, а я и не спрашивал, зная, что в свое время он скажет мне все, что нужно. Но меня терзало любопытство, перемешанное со страхами и сомнениями. Хваленое колдовское искусство Сарканда напугало бы не только новичка, вроде меня. Я не мог понять, о чем думает учитель, за исключением того, что его мысли касались темных и сверхъестественных материй.
Заснув в третий раз с тех пор, как мы покинули берега Мируана, я был разбужен громким криком учителя. В тусклом свете третьего рассвета перед нами возвышался остров, ощерившийся зубчатыми скалами и утесами, расстилающийся на несколько лиг к северу и югу. Его форма напоминала какое-то угрожающее чудище, обращенное лицом к северу. Головой чудовища был мыс с высоким пиком, углубляющийся, точно клюв грифона, далеко в океан.