Затерянные в истории
Шрифт:
К космодрому она тоже отнеслась вежливо, но также несколько безразлично. Сашка даже упрекнул её:
— Эх, ты, вам бы, девчонкам, только эту розовую дуру наряжать да на машине с Кеном катать!
Это было, конечно, несправедливо — её-то Барби давно пылилась на даче вместе с её действительно розовым домиком. А Кена девочка отчего-то с самого начала невзлюбила, и потому её Барби вела вполне незамужний образ жизни. Или смерти — если согласиться, что заброшенные куклы тоже умирают в своём кукольном мире.
Мама принесла им первых, ужасно горячих, но ужасно вкусных пирожков.
Вот с них-то как раз всё и началось…
Антону довольно скоро наскучило в очередной раз смотреть, как наглый мыш издевается над добряком котом. Это Гусе интересно с новой техникой побаловаться, а он-то, честно говоря, уже все её возможности изведал. Ну, а мультики эти, понятно, уже насквозь просмотрены, до дыр.
Антон дернул Алину за рукав:
— Пойдём, покажу тебе камень, который папа привез с Алтая…
Его папа был журналистом, так сказать, путешествующим. Не профессионалом, конечно, как тот бородатый мужик в телевизоре. Но он довольно много отдавал времени исследованию всяческих неопознанных явлений, тайн, загадок природы, писал об этом статьи для журналов и книги. То со знаменитым Вадимом Чернобровом какой-то непонятный метеорит ищут в Калужской области. То с дядей Колей Непомнящим в Якутию заберутся, где вроде бы второе издание Лох-Несского чудовища живет. То некие таинственные пещеры на Дону исследует, в которых, по рассказам местных, чуть ли не НЛО свою базу открыли. То в египетские пирамиды забирается, чтобы проверить некие гипотезы о том, как их построили.
Как журналист, отец, конечно, обо всём рассказывал с изрядной долей иронии — безумным энтузиастом Великих Тайн (он так и говорил: "Великих Таин-н-н!") его назвать было нельзя. Загадки и неисследованные явления просто были материалом для его работы, материалом, как он говорил, интересным, читателями встречаемым на "ура". Но в то же время он всегда признавал, что необъяснимое это существует, что тайны и загадки, если убрать с них шелуху "энтузиазистических" (ещё одно его любимое слово) истерик, существуют в реальности и требуют своего исследования.
А потому у Антона в доме было полно всяких, как говорила Алинка, "штучек". Африканские маски с какой-то, по словам одного папиного знакомого-экстрасенса, "благоприятной энергетикой". Кусок камня из Вавилона — отец говорил, что ещё до американской войны отломил его от стены в том самом месте, где умер Александр Македонский. Некрасивая, но страшно древняя и страшно подлинная глиняная плошка из Египта — такими тогдашние его жители освещали свои хижины. И иногда Антону было жутко сознавать, что вот те самые древние египтяне, которых они изучали в пятом классе, реально
А ещё тут были также папуасский лук на стене, древнегреческая чашка, обломок метеорита — отец шутил, что Тунгусского. И даже настоящий череп скифа, привезённый с раскопок! В молодости отец работал в археологических экспедициях и, кстати, с мамой познакомился в одной из них. Мама трудилась на "остеологичке" — то есть отмывала-очищала откопанные кости людей и животных. Каким образом она сумела завладеть скифским черепом, она не рассказывала, а отец подсмеивался и говорил, что это к ней предок вернулся и сам позволил себя увести. А теперь охраняет их дом и покой. Череп был зачем-то окрашен в багровые цвета и покрыт лаком.
Алтайский камень, который было предложено осмотреть, был самым новым приобретением. И самым удивительным.
— Смотри, — сказал Антон. — Если сожмешь его в руках и о чём-нибудь определённом подумаешь, он начнёт нагреваться!
— Сам? — удивилась Алина и недоверчиво посмотрела на зеленоватый камень, кем-то тщательно обтёсанный почти до кубической формы.
— Сам! — гордо подтвердил мальчик.
— Врешь! — объявил сзади вечный скептик Гуся, вслед за ними просочившийся в кабинет Антонова отца. Надо же, только что смеялся в другой комнате, а тут сразу всё унюхал!
— Ты его сам теплом ладоней нагреваешь. Если сожмёшь в руках кусок льда, он тоже нагреется. До того, что в воду превратится.
Физик Юрий Петрович, в отличие от математички и англичанки, Сашку любил.
— На, попробуй сам! — обиженно начал было Антон. Но тут же оборвал себя:
— Нет, стой, стой! Сначала давай поспорим. Если он будет нагреваться больше, чем на температуру тела, ты мне… ты мне отдаешь ту южноафриканскую марку с бабочкой!
Мальчишки увлекались ещё и филателией.
— А если нет, ты мне дашь Руанду с гориллой, — принял вызов Сашка.
Руанда была маркой древней, ещё колониальных времен, так что Антонов отец, чью коллекцию, собственно, его сын и ставил теперь на кон, мог легко открутить глупому отпрыску голову. Но тот, видно, был уверен в своей победе.
— Разбей! — приказал он Алине. Та со вздохом — что за дурацкие ритуалы у этих мальчишек! — расцепила их руки.
Сашка взял камень, победно улыбаясь. Но постепенно улыбка начала уходить с его лица, а потом сменилась недоумённым выражением лица. Сквозь недоумение тут же начала проступать подозрительность.
— Как же так, — обиженно спросил он, — ведь я же как раз и думал о том, чтобы ни о чём не думать?.. Тут какой-то фокус!
Алина зашлась смехом:
— Эх ты! "Ходжу Насреддина" читал? Как только ты хочешь о чём-нибудь не думать — тут же именно об этом и будешь думать. Помнишь, как он там ростовщика лечил? Велел ему не думать об обезьяне с красным задом, а тот ни о чём больше и думать не мог!
— Тебе надо было думать рассеянно, сразу обо всём, — подтвердил Антон. — Он тогда не нагревается. Наверное, не может сосредоточиться на какой-то одной мысли, и всё!