Затерянные в океане
Шрифт:
– Это мы еще посмотрим! – сказал командир «Иена». – Мне кажется, настоящая минута очень удобна для начала нашего дела, а потому недурно будет, если ты, Ланжале, сейчас же подойдешь к нему и заведешь с ним разговор, результат которого сообщишь потом мне.
– С удовольствием! – ответил Ланжале и вышел из командирской каюты.
Взойдя затем на мостик судна, где стоял катафалк с покойником, Парижанин приблизился к Гроляру и, слегка притронувшись к его локтю, сказал ему шепотом:
– Я вижу, что господин де Сен-Фюрси в Сан-Франциско! Парижский полицейский с большим изумлением оглянулся и даже отступил на шаг назад при
– Кто вы такой и почему называете так меня? – спросил он недоумевая.
– Я Ланжале Парижанин, к вашим услугам! – отвечал просто Ланжале. – Помните в пенитенциарном заведении на острове Ну человека, которого вы почли своим вниманием и доверием?
– Неужели это ты? – воскликнул Гроляр, все еще удивляясь. – И в этом необыкновенном костюме?..
– Это обычный костюм китайских матросов, милостивый государь.
– Так ты, значит, поступил на службу к китайцам?
– Должен был, милостивый государь! Разве вы забыли, что именно на этом судне мы бежали из Нумеа?
Из этого ответа, сказанного с напускной откровенностью, Гроляр увидел, что Ланжале остался прежним, и подумал: «Все тот же бравый малый, простак, которому можно довериться!»
– Да, – сказал он вслух, – я до сих пор все не мог решить, вижу ли я то, что мне нужно, или совсем другое: посмотрю на Фо – он самый; взгляну на вас всех – и меня берет сомнение: люди будто те же, но эти костюмы и особенно эти китайские глаза! Черт возьми!
– Простой рисунок, – объяснил Ланжале, – один-два штриха карандашом – и дело готово! По прибытии нашем сюда я писал по вашему адресу в Париж.
– Ладно, милейший мой, ладно! Вижу, что ты умеешь держать свое слово! Сообщай мне и дальше о ваших будущих переездах, до самого вашего окончательного водворения в Китай, потому что, видишь ли, с этим связано важное дело.
– Важное?
– Да, но я не имею права открывать его тебе, так как это составляет государственную тайну. Ты мне можешь быть полезен, и прежде всего вот в чем: скажи мне, рассмотрен ли инвентарь имущества покойного Фо или еще нет?
«А-а, так вот ты куда пробираешься!» – подумал Ланжале и ответил:
– Нет, потому что после его смерти дел оказалось столько, что приведение в порядок его имущества отложено до сегодняшнего вечера.
– Это хорошо! Хочешь ты мне оказать услугу?
– Я весь ваш, господин Гроляр!
– Как, ты знаешь и мое подлинное имя?
– Как же! Ведь оно означено в вашем парижском адресе!
– Это правда, я и забыл об этом обстоятельстве.
– В чем же заключается услуга, которую я могу вам оказать?
– Дело вот в чем: ты, конечно, будешь присутствовать при разборе имущества Фо?..
– Разумеется!
– Вот и хорошо! Так ты, голубчик, зорко смотри за каждой вещью, и особенно за брильянтами, а потом, сегодня же вечером, ты придешь и расскажешь мне все: сколько было вещей, какой они формы и, главное, какой величины камни»
– Это очень легко, господин, и будьте спокойны, я все-все замечу и перескажу вам!
– Надеюсь и жду! В котором часу ты можешь прийти, и где мы увидимся?
– В десять часов, а место – верфи, которые всегда пустынны в это время. Вы будьте только у той, которая находится против вашего судна, и я вас тотчас же найду.
– Хорошо! Итак, до вечера!
– До вечера, милостивый государь!
XXIII
Монолог,
Гроляр расстался с Ланжале, очень довольный своим совещанием с ним. «Если „Регент“ там, у этих людей, – думал он, – тогда дело в шляпе, и моя карьера обеспечена. Я тотчас же наложу арест на их судно, – мне стоит только телеграфировать нашему послу в Вашингтоне, который уже имеет инструкции на этот счет, – потом сделают обыск, найдут драгоценность, и наградой за подобное дело воспользуюсь я один!
Но пока что самое важное – помешать отплытию «Иена»; за этим уже надо обратиться к местным властям. В предлогах помешать отплытию недостатка не будет, и в то время как тут будут совершать разные формальности, я могу получить из Вашингтона нужные мне полномочия» Итак, будем действовать!» И парижский сыщик немедленно отправился на телеграф, откуда послал в Вашингтон депешу уже известного вам содержания. Довольный этим первым своим мероприятием, Гроляр расспросил знающих людей о ловком ходатае по кляузным делам. Ему тотчас же указали на мистера Васптонга, к которому он и поспешил. Два достойных дельца тотчас же столковались, поняв друг друга как нельзя лучше, и вечером того же дня «Иену» готов уже был сюрприз в виде денежной претензии на двести тысяч долларов, предъявленной ему «эсквайром де Сен-Фюрси, которому эту сумму остался должен командир судна китаец Фо, ныне умерший, но оставивший после себя наследника в лице настоящего командира, его сиятельства князя Иена» – как было сказано в деловой бумаге.
Случай, однако, благоприятствовал на этот раз Бартесу – он не получил копии с этой бумаги в тот же вечер. Причина этого заключалась вот в чем: клерк мистера Васптонга, молодой человек, подававший блестящие надежды на поприще кляуз и ябед имел маленькую слабость – несмотря на свои юные годы (девятнадцать лет), ублажать себя виски и джином. Если бы он питал склонность к одному только напитку из этих двух, дело бы еще куда ни шло, и ему можно было бы мирно жить со своей маленькой слабостью, но в том-то и беда, что он одинаково уважал оба напитка и вследствие этого почти всегда затруднялся, какому из них отдать предпочтение… Кончал он обыкновенно тем, что спрашивал себе порцию того и другого в одинаковой мере и, с избытком нагрузившись тем и другим, не оказывался уже в состоянии ничего более предпринять, кроме путешествия из питейного заведения к себе домой, что и приводил в исполнение более или менее удачно…
Так случилось с ним и в тот вечер, когда мистер Васптонг дал ему поручение – доставить копию с его деловой бумаги на «Иен»: вместо того чтобы прямо и непосредственно отправиться на борт указанного судна, он решил предварительно зайти в ресторан, лежавший как раз на пути его следования. Зайдя туда, он потребовал сразу две порции виски и джина и принялся ублажать себя. Этим приятным делом он занимался до того усердно, что наконец сбился со счету, чего он больше выпил – виски или джину; после долгих соображений ему наконец показалось, что последнего потреблено больше, чем первого, и, дабы не обидеть таким образом виски, он спросил еще порцию этого благородного напитка.