Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник)
Шрифт:
В первой восседала туша майора Компрадор-Санта-Мария де ла Круса, постоянно нывшего по поводу того, что ему не положена секретарша. Вторую занимали офицеры, находившиеся у майора в подчинении, а третья именовалась «лабораторией», и стоявшее там оборудование даже время от времени пускали в ход, но много чаще бухали с девчонками-переводчицами или соседями из аналитического отдела. У них в отличие от «семантиков» народу было полно, а места маловато…
Причем комнаты располагались так, что вошедший первым делом оказывался в вотчине начальника отдела и только через нее мог попасть
Утром понедельника Семен явился на службу в отвратительном настроении. Его субботнего позора вроде бы никто не заметил, кроме рыжей бестии, да и галлюцинации сгинули так же внезапно, как и появились, и он почти тут же уехал из «Черчилля»…
Но мерзкое послевкусие от события осталось, а кроме того, Семен целое воскресенье, единственный выходной, провалялся с жесточайшим похмельем, какого не испытывал очень-очень давно. Голова едва не лопнула от боли, несмотря на таблетки, а съесть хоть что-то он смог только к вечеру.
И все симптомы чуть не вернулись, когда он переступил порог.
Де ла Крус находился на рабочем месте, за огромным столом, под роскошным гербовым щитом, и вид у него был суровый, почти как у изображенного на щите геральдического льва. Не хватало только меча в лапе и золотистой гривы.
– А, вот и капитан Буряков… – протянул майор, улыбаясь притворно-ласково. – Уделите-ка мне несколько минут.
Семен вздохнул и послушно опустился на стул перед столом начальства.
Орать де ла Крус не любил, он унижал подчиненных, запутывая в паутине липких бессмысленных речей, из которых становилось понятно, что ты ничтожество и виноват во всем, начиная с первородного греха. В ответ полагалось сокрушенно кивать, горестно каяться и посыпать голову пеплом, от чего майор утихал и оставлял жертву в покое.
Ясное дело, что де ла Крус не забыл субботнего доклада, во время которого его оттерли на задний план, и что наглому выскочке-капитану не избежать непростого разговора с начальством…
Так что Семен терпел и слушал, поддакивая в нужные моменты, и давил желание послать майора подальше.
– Очень хорошо, я рад, что вы все осознали, – сказал де ла Крус в завершение. – Свободны.
Семен кивнул и покинул место экзекуции. Но только за порогом офицерской, закрыв за собой дверь, он позволил себе облегчить душу, причем на языке противника, да с помощью идиоматических выражений, чтобы майор, даже услышь он восклицание, ничего бы не понял.
За обсценную лексику Семен удостоился одобрительного кивка сослуживца.
Капитан Чэн Лян, еще один ксенолингвист УСИ, был китайцем во многом крайне нетипичным.
Он мог похвастаться высоким ростом, отличался удивительной для офицера неряшливостью, а о слове «церемония» мог сказать лишь то, что оно начинается на букву «Ц».
В ответ на приветствие Семена коллега помахал рукой, в которой держал огромный сэндвич типа «супербигмак». Детальки, вылетевшие из наполовину уничтоженного бутерброда, валялись на полу и на столе Чэн Ляна – кусочки сыра, крошки, огрызки помидора, волоконца укропа.
Третий сотрудник отдела, капитан О’Доннел, на прошлой неделе укатил в расположенный
– Как дела? – спросил Семен, усаживаясь за стол.
– Как сажа бела, – отозвался Чэн Лян, в перерывах между словами продолжая вгрызаться в сэндвич. – Ты-то по своему проекту доложился, а мне еще пахать и пахать… Таскаю поэтические сборники и исторические труды, а ты сам знаешь, какая это задница! Опять все зависло на одном из ретрансляторов. Мертвяк!
– Но с таблицей изменяемых глаголов хоть закончил?
– Они мне по ночам снятся, – буркнул Чэн Лян. – В разных временах, ну их нах.
Проект, над которым долговязый капитан трудился более года, именовался «Тенета отчаяния». В его основу легло предположение, что глаголы, стоящие в предельной модальности действия, угнетающе действуют на психику бржудов и при регулярном использовании способны довести носителя языка до того, что он покончит с собой.
Во времена Второй и Четвертой Империй аристократы зачитывались поэмами сплошь в этой модальности, ну и число самоубийств меж тамошних «графов» и «баронов» превышало все допустимые нормы.
Бржуды, к счастью для семантиков, имели долгую историю общего языка, к которому обязательно приходит любая объединившаяся раса. Если за спиной нового эсперанто, каким пользовались люди, лежало всего два века, то враг говорил на одном наречии, когда в Европе еще жгли ведьм и считали латынь венцом лингвистики.
Это помогало найти массу информации для любого проекта, но добывать ее приходилось в любом случае из бржудского Поля, а это задача была та еще, даже при возможностях Управления. Шпионские спутники, висящие в пространстве звездных систем врага, «засасывали» трафик с мощью Пылесосов Апокалипсиса и передавали его на Землю, понятно, что не напрямую, а через сеть трансляторов-посредников.
Ясное дело, что в такой сложной системе постоянно что-то залипало и ломалось, и серфить по просторам вражеского Пространства-Отражения с той же скоростью, что и по родному Полю, удавалось нечасто. Порой офицеры часами ждали, пока скачается нужный материал…
– Ну и чем развлекаешься? – поинтересовался Семен, думая, чем заняться самому.
Все равно, пока нет решения по «Адскому червю», перспективы – в густом тумане…
– Да вон. Стихи читаю, – Чэн Лян проглотил остатки сэндвича и прокашлялся. – Неплохо написано, кстати…
Хватая шершавые ноги…Обняв углубленья колен…Пиная ступнею пороги…В первый момент Семен не уловил, что слышит эти слова не внутри головы, а ушами. А затем почувствовал себя странно, возникло желание совершить некое действие, перемешанное с ощущением, что в хорошо знакомых строчках не хватает чего-то очень важного.
– Тань Аошуан… – промямлил он, с трудом двигая одеревеневшими губами и занемевшим языком.