Заткнись и поцелуй меня
Шрифт:
Марта погрузилась в молчание, и это было красноречивее любых слов. Как одна из наиболее белых представителей городского совета, Марта никогда не стеснялась высказывать свое мнение, и неважно, требовалось оно или нет. Не то чтобы секретарша не нравилась Скаю. Нравилась.
– Да, позвонившая женщина. Она здесь. Это я забрал ее камеру – на пау-вау. У меня просто еще не было возможности должным образом представиться.
– О боже, прошу, скажи, что это не Шала Уинтерс! О, Господи, помилуй. – Марта вздохнула. – Это она, не так ли? Мэр живьем сдерет
Она снова собиралась прочитать ему лекцию. О том, что Скай не должен смешивать работу и традиции своего народа. А ведь он уже не раз говорил – а Марта благополучно пропускала мимо ушей, – что его сущность неотделима от его деятельности. И коренной американец, и мексиканец, и белый, и шеф полиции – все это Скай. Один и тот же человек.
– Скай, сейчас неподходящее время…
– Я знаю, Марта. Я обо всем позабочусь.
– Ты собираешься вернуть мне камеру? – спросила Шала.
Скай вскинул голову и поднял указательный палец – мол, терпение. Не сказать, что Шала выглядела так, будто у нее его много.
– Мэр оставил четкие указания, – продолжала Марта. – Мы должны сделать все возможное, чтобы мисс Уинтерс была счастлива. Он так и сказал: «Счастлива как слон!»
Скай снова взглянул на стоящую перед ним красотку, соблазнительно округлую во всех нужных местах. «Чтобы была счастлива…» У него имелось несколько идей о том, как сделать Шалу счастливой.
– Звучит как хороший план.
– Верни ей камеру, Скай! Верни немедленно!
Вообще-то, он имел в виду нечто другое.
– Не могу, Марта.
– О, еще как можешь. Адская бездна обрушится на тебя, если ты этого не сделаешь! – Так уж случилось, что его немолодая секретарша была женой баптистского проповедника.
– Когда обрушится, тогда и буду разбираться, – ответил Скай. Если, конечно, приспешница ада уже не стояла прямо перед ним. Шала получит свое оборудование обратно через неделю, и ни минутой раньше. Правила есть правила. – Слушай, Марта, мне пора.
Он нажал «отбой» и отбросил трубку в сторону.
Шала же, все еще сжимая в руке мобильник и не шевелясь, пялилась на Ская.
– Ну не засранец ли ты? – поинтересовалась она.
Скай вытер ладонью рот, чтобы скрыть улыбку.
Гостья сунула телефон в сумку, развернулась и ринулась к двери. А Скай наблюдал за этим бегством и вопреки здравому смыслу наслаждался зрелищем. Проклятье, ну зачем Рэдфут начал нести свою чушь о родственных душах? С другой стороны: почему это вообще должно иметь значение? Скай знал, что не создан для подобной ерунды со вторыми половинками. И он несомненно говорил об этом Рэдфуту. Десятки раз. Так почему же в итоге решил, что избегать Шалу – наилучший выход? То, что они оба одиноки и Скай счел чужачку привлекательной, не значит, будто они тут же кинуться в постель. А даже если и так… что ж, они взрослые люди, и если посчитают нужным оказаться голыми вместе, то, черт возьми, это только их дело.
Ну
Гостья положила ладонь на дверную ручку, и Скай облегченно вздохнул. Ему нужно было как-то примирить собственные мысли о Шале Уинтерс с тем, что твердило ему нутро. Но едва увидев, как она открывает дверь, он моментально передумал и выпалил:
– Тебе не нужно уходить.
– Спокойной ночи, старик!
Рэдфут оторвался от куска сосны, над которым работал, и посмотрел на Марию Ортега. Эта молодая женщина была его приемной дочерью, а могла бы стать и невесткой… если бы его биологический сын, Хосе, вернулся домой и поступил правильно. Хосе и Мария просто созданы друг для друга.
– Вечер пятницы, а ты собираешься провести его в постели, а не с друзьями – и еще меня называешь стариком? – Рэдфут надеялся, что она все-таки выйдет на прогулку, тогда и он тоже сможет улизнуть из дома.
– Я буду в постели не одна. У меня есть хорошая книга.
– Ты предпочитаешь читать о чьих-то выдуманных жизнях вместо того, чтобы жить самой…
– Я живу. Просто Мэтт уехал из города.
– Опять? – спросил Рэдфут.
Мария пропустила вопрос мимо ушей, наклонилась и мягко поцеловала старика в лоб. Но Рэдфут заметил вспышку беспокойства в ее глазах и почувствовал отголоски печали в прикосновении. И Мэтт не имел к этому никакого отношения. Мария горевала не только о Хосе, но и о ребенке, которого потеряла. Иногда Рэдфуту хотелось кулаками вдолбить немного здравого смысла сыну в голову. При следующей встрече он так и поступит.
– Мэтт может и не возвращаться, – пробормотал старый индеец.
Он бы поставил свой лучший разделочный нож на то, что парень задумал недоброе – наверняка ведь свой фитиль не в одну свечку окунает. В глазах Мэтта никогда не светился огонек, свойственный влюбленному. Хотя, возможно, отношение к нему Рэдфута построено на вере в то, что Мария должна быть с Хосе. Но это не изменяет очевидного факта: у Мэтта Гудсона прямо на его бледной заднице написано, что он никудышный негодяй.
Мария бросила на отца быстрый взгляд:
– Прекрати, вьехо! Мэтт – хороший человек.
– Ага, хороший, как сдача фальшивками в комиссионке.
Ну что не так с его сыном? Как Хосе мог бросить эту нежную женщину, которая его любила? И как Мария могла дважды взглянуть в сторону того белого мальца?
– Не начинай. – Мария посмотрела на лежавшую на столике газету и указала на статью: – Ты читал, что горчица помогает при ожогах?
– Какое горчица имеет отношение к Мэтту?
– Никакого. – Мария вздохнула. – Я просто пыталась сменить тему.