Затмение
Шрифт:
Старый выродок воняет кислым потом и что-то бормочет себе под нос… Похоже на «пароходы» на английском или «щипцы» на нашем. Или на «Швейцарию»…
— Чё ты мне тут шипишь, дедушка? Какие пароходы? Какая к свиньям «Швейцария»? Кто ты есть, говорю ублюдок, — это уже на английском.
«Бастард» вскидывается худым, в отблесках пламени кажущимся еще более морщинистым лицом, с куцыми усишками и бороденкой и зябко передернув тщедушными плечиками, снова что-то невнятно шепелявит.
Расслышав и распознав в этом шипении какой-то недоступный мне смысл — радостно взревев голодным львом, с холма увидевшим сломавшую ногу
— Горан, это албанцы, — моргая как ребенок на новогоднюю елку, вываливает он.
И тащит с сырой головы подшлемник, обнажая спутанные, сразу обильно запарившие волосы.
— Чего? — я просто зависаю от подобного неожиданного заявления. — Ты в своей каске не перегрелся часом, братушка? В головушке не кипит? Не булькает?
— Он говорит «шиптари» — так они сам-ьи сье-бя прозы-вай-ют.
— На каком?
— На сво-йем шипском йезы-ке, — от волнения Серб заговорил — путая ударения в словах и с акцентом, который обычно не слишком бросался в глаза… Вернее в уши. — Отдай йе-го ми-не, командир. Он все расскажет! Зуп даю!
— Ну ни… чего себе, заявочки! Я не про твоё пожелание. Отдам, конечно, — успокаиваю тревожно вспыхнувшего глазами балканца я, — Албанцы, говоришь! Вот дела! Всё чудесатей и чудесатей.
Волнение славянского братушки мне понятно.
Очень уж много крови между албанцами и его народом. Старой, давно засохшей — исторической, «архивно-музейной» и совсем свежей — еще не запекшейся, горячей.
В памяти двух народов — эта вражда на века! Замкнутый круг взаимной ненависти. А кто там по-большому счету прав, кто виноват — несущественно. Особенно теперь.
Совершенно не имею ничего личного против албанцев, как нации. Как и против кого бы то ни было. Рандомность рождения чаще всего не оставляет человеку вариантов — на чьей стороне ему быть. Родился сербом и у тебя нет выбора: всё — ты ненавидишь косоваров! И наоборот. Без раздумий и оценок — просто обязан и всё.
Тут как и с религией: родился в Индии — быть тебе индуистом, в Ирландии — католиком, в Багдаде — мусульманином. Все решено за тебя и без тебя… И если в европейских странах у свободного индивидуума имелась возможность отринуть все религии, то у магометан с этим проблематичнее…
Ну а этих конкретных «шиптаров» надо карать. Жестоко и назидательно! Да еще бы по-хорошему: всех их перед смертью кактусом отыметь — только не растут они здесь.
Ибо твари и нелюди! Эти вот ребята, а не кактусы. А кактусы растения полезные — из них текилу делают…
Вот, прямо замечательно, что у нас в банде Серб имеется. Очень кстати. У него помимо всего — к эти кренделям еще и исторический счет незакрыт. А лично мне — лишняя ненависть ни к чему. Если всех врагов люто ненавидеть — так и выгореть можно. Ибо много их вокруг… И буквально с каждым днем — все больше и больше становится. Скорее всего — и эти не последние… А вообще, про горячих албанских чуваков много интересного рассказывали. И про рынок черной трансплантологии, на котором они уверенно и прочно занимали свою нишу, по частям распродавая тех же разобранных на органы сербов. И про наркоту, заполнившую тесноватые европейские страны. И много чего еще.
Кстати — что там сейчас творится? У них на Балканах, в частности и в Европе в целом. Будет интересно и полезно послушать. У Серба не отмолчатся!
Так что — скоро узнаем… А может даже и своими глазами увидим. Шанс появился!
— А ведь там и до Марселя, где сестрица с ребятишками — не так уж и далеко. — совсем некстати промелькнуло. — Чем только черти-демиурги не шутят. Может и… Хватит! — решительно обрываю сам себя. — Распустил сопливых единорогов по радуге. Нашел время и место! Тебе своих «домашних» полудурков не хватает? Еще и импортных подавай, до кучи? Враги закончились? Рубиться не с кем? Заскучал?
Хотя этот вопрос на самом деле неоднозначный — как почти все важные. В горах ведь не только одним пулеметом, установленном в правильном месте — можно батальон удерживать, но и десяток умелых бойцов-рукопашников может сколь угодно долго, меняясь для отдыха, перекрывать проход в какую-нибудь прекрасную и чудную, плодородную долину, неприступную с других направлений. Так что стоит задуматься. Кто его знает как все в дальнейшем обернется?
Эх, нам бы их порталиста за хобот прихватить. Ну или обнулить и его портал под себя забрать, если выйдет.
Жалко «Google» приказал долго жить. Посмотреть инфу по косоварам было бы не лишним. То-сё. Ибо братушка Серб в данном вопросе предсказуемо излишне предвзят, конечно.
Между тем, краем глаза наблюдаю, как в освобожденный город торжественно вступает обьединенная рать двух народов. Везет же некоторым! Красиво и не запыхавшись пришли и… Да ладно — каждому свое.
— Развлекайся. Как пожелаешь! — кидаю Вуку я, — По полной… Нетривиально. — он вопросительно морщится, видимо не поняв смысла последнего слова, — С фантазией не стесняйся, — поясняю я, — Они твои — можешь ни в чем себе не отказывать… Только мне нужна вся информация, которой они владеют: что, где и когда. И достоверная — полученная, минимум из двух источников. А лучше из трех или больше. — Серб радостно и предвкушающее сверкает жадными, волчьими голодными глазами.
Дублирую смысл нашей беседы для ирландца. О’Конелл одобрительно кивает.
Снова перехожу на родной:
— Можешь местных для помощи взять — пусть тоже порадуются и душу отведут. Только смотри, чтобы они от полноты чувств не перестарались. Ответственность на тебе!
— Что с ними будет потом? — поздоровавшись, спрашивает прибывший с главными силами вождь нугари Гарлан — так и не успевший выторговать у нас щенков.
— Мне все равно. Можете себе забрать. Хоть кишки им на палки наматывайте, хоть живьем закопайте, хоть в свиных шкурах повешайте… Они этого не любят. — всем всё пояснять сегодня приходится, — Мне все равно. — повторяю я. — Да, чего головы ломать? Своим сородичам отдайте — сами что-нибудь придумают. Только кроме тех, кто сможет дорогу к их порталу показать. Ну или еще чем-нибудь полезен будет.
Нудная боль в висках и затылке уже достает. Сейчас я раздражен и недоволен. Хочется побыть одному и вволю покряхтеть-поохать, чтобы никто не видел. Спина вообще, как из-под вальцов. Наверное, это недавний, нереально синематографический «наклон назад», от клинка того — чуть не сбрившего мне брови «парикмахера» аукается. Тогда в пояснице даже хрустнуло что-то. Сломанной спицей.
— И, пожалуй, вот что — еще двоих, поникчемней, оставьте в живых — пусть отнесут своим дурные вести.
— Отпустить? — выражает общее недоумение Мастиф.