Затмение
Шрифт:
— А Дуайт? У тебя есть о нем новости? Хоть какие-нибудь?
— Дуайт жив и находится в плену. Вот и всё, что я знаю.
Демельза радостно ойкнула.
— Ты уже сказал Кэролайн?
— Нет, приехал сразу домой, разумеется. Я ей скажу.
— Но она уехала только час назад! Какой дорогой ты добирался?
— Из Труро. Она была здесь? Должно быть, мы разминулись. Во вторник я приплыл в Косанд, а оттуда с перевозчиком сардин прямо в Труро. Там я нанял старую хромую клячу, напомнившую мне Брюнетку, и прихромал домой. Я оставил лошадь на другом берегу ручья, чтобы сделать тебе сюрприз, но в последний момент подумал, что не стоит так
— Вовсе не расстроил, не то что твой отъезд. Он правда жив? У тебя есть доказательства, Росс?
— Достаточно. Но без подробностей. Лишь свидетельство о том, что он — военнопленный в месте под названием Кемпер. Не думаю, что там хорошие условия, но он жив. Нужно поскорее сообщить Кэролайн.
— Росс, ты должен немедленно ей сказать! Если поскачешь за ней, то можешь нагнать еще до того, как она доберется до дома.
— Так значит, меня опять выгоняют из дому, не успел я приехать? Я здесь, усталый, живот у меня урчит от голода, ноги ломит от поездки в седле, а ты просишь меня...
— Велю Гимлетту оседлать Брюнетку. Она и так застоялась. А тем временем отрежу тебе ветчины и свежего хлеба с маслом, успеешь поесть до отъезда.
— Потрясающе щедрый прием, и так по-женски, — сказал Росс. — А ты во время моего отсутствия нисколько не потолстела. Надеюсь, что ты не моришь голодом моего ребенка.
— Именно так и сделаю, и тебя заодно заморю голодом. Ох, Росс, я так рада! Кэролайн воспрянет духом.
— А я рад за Дуайта, — сказал Росс, — хотя, как я говорил, условия в тюрьме плохие, что немного омрачает радость.
— Нутром чую, что с ним всё будет хорошо. Росс, пойди скажи Гимлетту, а я приготовлю тебе тарелку с перекусом.
Через десять минут дом наполнился шумом и гамом, влетел щебечущий Джереми, и Росс рассеянно похлопал его одной рукой, другой набивая рот. Вскоре Брюнетка стояла у двери, Росс вскочил на нее, Демельза хлопнула лошадь рукой, и та помчалась вслед за Кэролайн вверх по долине. Ветер развевал ее хвост, и всех накрыли ранние сумерки.
Книга вторая
Глава первая
Ребенок Демельзы родился двадцатого ноября, это оказалась девочка. Доктор Чоук настоял на своем присутствии и благополучно принял младенца. Роды прошли бы еще лучше без его участия, но он хотя бы не прикончил мать или дитя и не искалечил обеих своими медицинскими новшествами. Ребенок весил семь фунтов и был крепышом. Через пять дней, не заметив никаких признаков кошмарной родильной горячки, Росс вздохнул с облегчением и начал получать удовольствие от появления нового члена семьи.
Девочку назвали Клоуэнс.
На следующей неделе Рэймонд Ричард Эвели Пенвенен, эсквайр Киллуоррена, в конце концов сдался под натиском противника, от которого бесполезно ждать милости, пощады или надежды, и тихо скончался в своей постели. Его племянница Кэролайн сидела рядом. Первого декабря на похороны собралось всё местное общество.
Седьмого числа, в воскресенье, Дрейк Карн заехал в Тренвит-хаус с букетиком собранных по пути примул. Его приняли, и он провел два часа в обществе Морвенны и Джеффри Чарльза.
В этом воскресном визите не было ничего необычного. В первый раз Дрейк пришел к Джеффри Чарльзу по его просьбе, тревожно ожидая, что его выпроводит кто-нибудь из старших. Но никто не сказал ни слова. Помимо пары слуг Дрейк никого не увидел. Потом Джеффри Чарльз снова его пригласил. Затем Дрейк стал заходить каждое воскресенье после чая и ускользать перед ужином. Дружба быстро крепла. Теперь они уже называли друг друга Джеффри и Дрейком, хотя Морвенна по-прежнему оставалась «мисс». У Джеффри Чарльза никогда прежде не было такого друга, ему нравилось, что с ним обращаются как со взрослым, нравилось учиться всему тому, что умел Дрейк. Он даже перенял акцент Дрейка, и Морвенна частенько его поправляла.
Что же до Дрейка, то он, человек по природе своей добросердечный, как самый младший из пяти братьев никогда не имел возможности поговорить с кем-то младше по возрасту. Это была взаимная привязанность без скрытых мотивов, хотя кое-какие скрытые мотивы всё же имелись.
Морвенна часто присутствовала во время их игр или бесед — всего того, что они придумывали. Иногда она отходила в сторонку и наблюдала за кудрявым мальчиком и темноволосым юношей на расстоянии, пусть это расстояние и составляло всего пару ярдов. Иногда она неожиданно включалась в игру, и они с Дрейком обменивались взглядами, в которых сквозили неожиданные чувства, забывая о Джеффри Чарльзе (хотя он этого и не замечал). Морвенну это пугало. В глубине души она знала, что Элизабет осудила бы подобное поведение, даже то, что Морвенна просто принимает этого юношу, поскольку он всего лишь простой плотник и колесный мастер, не говоря уже о дополнительном препятствии — родстве с миссис Демельзой Полдарк. Но нечто более сильное, чем боязнь неодобрения, мешало Морвенне сделать решительный шаг и покончить с этой дружбой. Она не пыталась осознать свои мотивы или чувства, а просто плыла по течению приятных воспоминаний и предвкушений между одной встречей и другой.
В это воскресенье ей пришлось сообщить Дрейку, что эта встреча будет последней на какое-то время. Четырнадцатого числа они оба уезжают вместе с мистером и миссис Чайноветами, чтобы провести Рождество в Труро и в Кардью, и, вероятно, не вернутся до конца января.
— Ох, — сказал Дрейк и приуныл. — Вот жалость. Буду скучать по вам обоим. Правда жалко. Всё хорошее когда-нибудь кончается, это точно, но...
— Мы вернемся, — вмешался Джеффри Чарльз. — Это всего на месяц или около того.
— Ну, думаю... Думаю, что и остальные тоже вернутся, и тогда наши встречи наверняка прекратятся.
День был сумрачным, и свечи зажгли рано. Они втроем сидели в комнатке за зимней гостиной, где часто проводили время, поскольку там им никто не мог помешать. Морвенна взяла букетик примул и поставила их в оловянную вазочку.
— И как это тебе удалось найти так много примул. Они зацвели из-за теплой погоды, но в саду у нас ни одной нет.
— Эти из того леса, где мы впервые встретились. Тот день я запомню на всю жизнь, тот день, когда мы встретились. Он не был похож ни на один другой.