Шрифт:
АННОТАЦИЯ
История о том, как встречаются два полюса, две стихии. О том, как встречаются земля и небо, огонь и вода. Два абсолютно полярных человека разных понятий, разных религий, из разных миров. Двое, которые никогда не должны были встретиться…
***
Заур не одобрял весь этот сброд и их сомнительные развлечения с проститутками. Слишком далёк он был от современных тусовок, «вписок» и подобного дерьма. Заур, выросший в совершенно другом обществе, где основой всему была и есть вера, не выносил на дух легкодоступных, продажных
Но стоило встретить её, и его мир начал трещать по швам, рушиться и крошиться в пыль…
ОТ АВТОРА С ЛЮБОВЬЮ:
Мои дорогие, хорошие, самые замечательные! Эту историю я посвящаю всем вам! Да-да, именно тебе, читающему эти строки:)
Вопреки традиции благодарить после эпилога, я хочу сказать спасибо всем моим читателям вначале этой книги. Спасибо за то, что так высоко цените моё творчество. За то, что понуждаете меня писать больше и чаще! За вдохновение, которое вы дарите мне своими комментариями, жаркими обсуждениями, спорами, наградами, благодарностями. Спасибо тем, кто читает меня молча, но при этом не пропускает ни одну новинку. Вы все замечательные! СПАСИБО!
Почему я посвящаю вам именно эту историю? Потому что она самая противоречивая, самая удивительная. Об ошибках и искуплении, о страсти и прощении. О злобе, ревности, насилии, о радостях и печалях. Эта история о том, из чего состоит наша с вами жизнь.
Предупреждений и дисклеймеров не будет. Приятного чтения!
А.Ш.
ПРОЛОГ
Впервые он увидел её в «Паутине», только-только отжатой Саидом у одного из должников. Не то чтобы Хаджиев нуждался в какой-то забегаловке, пусть и одной из лучших в столице, просто отжал ради кайфа.
Заур не одобрял весь этот сброд и их сомнительные развлечения со шлюхами. Слишком далёк он был от современных тусовок, «вписок» и подобного дерьма. Заур, выросший в совершенно другом обществе, где основой всему была и есть вера, не выносил на дух легкодоступных, продажных женщин. Они отвратительны. Омерзительны и грязны. Их и женщинами-то трудно назвать.
Но стоило встретить её, и его мир начал трещать по швам, рушиться и крошиться в пыль…
Как это произошло? В какой момент потерпели крушение его устои и правила? Когда дали трещину его принципы?
После посещения клуба приходилось часами отмываться от мерзкой вони, которой, казалось, пропитывалась не только одежда, но и кожа. Но почему воняли все шлюхи, кроме неё? Что в ней такого, отчего, взглянув на неё однажды, начал постоянно искать её глазами. И находил. Даже тогда, когда она была за стеной. Даже когда танцевала перед очередным клиентом в закрытой комнате. Он стал чувствовать её, ощущать её запах даже на расстоянии. Почему она пахла ванилью, а не чужой спермой? Что с ней не так? А может, это с ним что-то не так? Может, это его мозг дал сбой и уступил место животным инстинктам?
Сейчас, наблюдая за ней со стороны, как заботливо пересаживает дочку из коляски в тележку для продуктов и с задорным смехом мчится с малышкой в зал супермаркета, он не понимал, как шлюха
И почему он так помешался на ней? До дрожи и искр из глаз. До трясучки, до бешенства и западающей клеммы. Этот вопрос он задавал себе уже тысячу раз, но так и не смог найти на него ответ.
Прошёл мимо кассы и медленно направился за ней. За своей одержимостью, за своей девочкой. За шлюхой этой проклятой, пропитавшей его какой-то отравой.
Следовал за ней осторожно, стараясь не привлекать внимание. Не хотелось, чтобы увидела его сейчас. Она испугается и запаникует, а ему это сейчас никак не нужно. Потом, когда он украдёт её у Банкира, когда заберёт себе, пусть хоть обвоется, хоть обкричится там, в его стенах.
ГЛАВА 1
Я стала стриптизёршей в девятнадцать, через несколько месяцев после того, как родила дочку – единственный лучик в беспросветной тьме. Всё начиналось до банального просто… Залетела от мажорика, влюбившись в него, как тогда казалось, с первого взгляда, а когда сказала ему, что беременна, была послана далеко и надолго. Счастливый папочка исчез из моей жизни так же быстро, как и появился в ней. И главное, бесследно.
Нет, он не бедствовал, и жениться на мне я не просила. Я вообще ничего не просила и не требовала. Я лишь хотела, чтобы у моего ребёнка был отец. Его, однако, отцовство не обрадовало.
Беременность проходила тяжело, и несколько раз я даже подумывала о том, чтобы избавиться от «спиногрыза», как называл детей мой отец-алкаш до того, пока не сгорел от водки. Мать я не помнила, и лишь холодные стены детского приюта, а потом и детдома, оберегали меня от улицы и сырых подвалов, где обитали беспризорники. Впрочем, от беды всё равно не уберегли. В шестнадцать меня изнасиловал местный беспредельщик, которого побаивались и обходили стороной даже воспитатели детдома. Потом он приставил к моему горлу перочинный ножик и заявил, что вскроет мне глотку, если попытаюсь кому-нибудь нажаловаться.
Я не стала жаловаться, но из детдома сбежала. Вернулась к отцу, жившему на тот момент с такой же алкашкой, и так просуществовала до своего совершеннолетия. «Мама», она же Зоя Петровна, она же мачеха, в день моего восемнадцатилетия вручила мне триста пятьдесят рублей, пакет с тремя бутербродами и пятью яблоками и отправила навстречу будущему. То бишь выперла меня из дома, на полном серьёзе считая, что это я мешаю их с отцом счастью.
Я не стала спорить и объяснять ей, что счастью мешают ежедневные попойки. Просто поблагодарила дорогую маму и ушла в поисках лучшей жизни.
А в девятнадцать, имея за спиной лишь нежилую, абсолютно пустую комнату в коммуналке и аттестат об окончании школы, я подумала, что пора что-то менять. Но так и не успела, потому что через несколько месяцев после поступления в училище вырос огромный живот.
Сидя в кабинете гинеколога, я смотрела в глаза пожилой женщине, так безжалостно выплёвывающей мне в лицо свои умозаключения, и сдерживалась, чтобы не разреветься.
— Ну и что дальше будем делать, мамаша? — смерила она меня презрительным, даже осуждающим взглядом. — Аборт делать уже поздно.