Заведение
Шрифт:
— Какие ещё бяшки?
— Как то есть какие? Самые обыкновенные. Ну, бяшки… ягнятки, такие же молоденькие и глупые.
Госпожа Ананд весело хохочет. Смеяться она позволяет себе только дома; в общественных местах, тем более в своем кабинете, госпожа Ананд держится строго и высокомерно. Когда она хохочет, все пышные формы её приходят в движение.
Глядя на её колышущиеся груди, Гхош глотает слюну и облизывается, а его тонкие, прокопченные сигаретами губы растягиваются в улыбке.
— Ну, что вытаращился, старый дурак?
— Да я так… Ничего… Я, конечно,
— Встань, встань, сумасшедший!.. Послушай, Гхош, а почему твои сестры без дела сидят дома? Почему не определишь их на курсы медсестёр?
— Не могу.
— Почему?
— Девушки из нашей касты не могут заниматься этим делом.
— Ишь ты, не могут! Что делать после свадьбы — учить их не надо, своим умом доходят, а вот как помочь женщине при родах, этого, видишь, им каста не позволяет… Бедные овечки!
Сукхмай смущенно опускает глаза и не произносит ни слова.
С этим молодым человеком, который выглядел гораздо старше своих лет, госпожа Ананд могла говорить на любую тему и, когда бывала в хорошем настроении, величала его разными прозвищами: Старичок, Дурачок, Доходяга, Тощий Бес или фамилию его Гхош переделывала на Гусь, непременно добавляя Лапчатый. Ей нравилось называть его всякими нелепыми и обидными именами. Сегодня появилось новое прозвище.
— Ну ладно, Овечий Дед! А теперь расскажи-ка, зачем ты тайком встречаешься с Анджу и Манджу? Я с самого начала поняла: все простаком прикидываешься, а сам себе на уме… Ты говорил Бэле, что приходишь по моему поручению?.. Я посылала-то тебя только один раз. Постоянное разрешение ты получил со вчерашнего дня, а ходишь туда, оказывается, ежедневно, да ещё по пять раз на дню. Зачем? Может, объяснишь?
— Ну, во–первых, не каждый день, а так… в свободное время.
— Предположим, в свободное время. Но всякий раз прикрываешься моим именем. Что ты на это скажешь, старый греховодник?.. Может, собрался жениться на Анджу? Я тебя спрашиваю!.. Ты чего смеешься?
— И женился бы, да не могу… Она — местная.
— А сам ты кто? Уж не английский ли лорд?.. Ну, зачем ходишь к ней?
Сукхмай Гхош молчит, потом с неохотой цедит сквозь зубы:
— Да я тут… немного играю… на свирели. А она знает много песен… ну вот, затем и хожу… Песни слушаю и подыгрываю…
— Ого! — И она смачно ругается.
Госпожа Ананд знает все похабные словечки и сальные анекдоты, все отборные ругательства, какие только есть на трех известных ей языках: хинди, майтхили и бенгальском. И при случае пускает их в ход. Просто так, ради спортивного интереса.
— Так зачем же ты все-таки ходишь — послушать её или переспать с нею?.. Ну, сознавайся!
Секретарь дёргается, как от удара, и виновато опускает голову.
— Значит, песенки ходишь слушать?.. Так вот, запомни: сегодня же получишь уведомление. В течение месяца должен будешь жениться на ней… Женишься сам, а потом пристраивай своих сестриц. Ясно?.. Теперь ступай!
С
— Не говорите так, госпожа! Сделаю все, что прикажете, только не заставляйте меня жениться. Госпожа…
— Эй, эй! Ты что? Спятил?
Сукхмай с неохотой отпускает её колени: ну и бедра, черт возьми!
— Послушай ты, бес–искуситель! На Бэле не хочешь жениться? Уж она-то чистокровная бенгалка…
— Кто она — одному богу известно. С местными говорит на местном наречии. С бходжпурцами шпарит на бходжпури. С майтхильцами…
— Ладно, хватит!
Короткий стук в дверь, и на пороге появляется Бэла Гупта.
Войдя в кабинет, Бэла кротко, но с достоинством приветствует их, поднося к груди сложенные лодочкой ладони.
Г оспожа Ананд не удостаивает вошедшую даже кивком — сидит, поджав губы, и смотрит на Бэлу как на пустое место.
Бэла недоуменно застывает у порога. Выдержав паузу, госпожа Ананд небрежно бросает:
— Садитесь, пожалуйста… А ты, Гхош, ступай отпечатай письмо, да побыстрее.
— Я… я мигом. — И Сукхмай опрометью бросается за дверь. Бэла стоит по–прежнему.
— А у меня дело к господину Гхошу, — негромко произносит она.
— Дело, говорите? Я сейчас вызову его сюда. — И госпожа Ананд решительно нажимает на кнопку звонка.
В дверном проеме неслышно возникает фигура секретаря:
— Слушаю вас.
— Гхош–бабу! — громко обращается к нему Бэла. — Пять месяцев назад состоялась выставка новорождённых. Всю выручку от выставки я тогда же переслала вам. Почему вы снова требуете с меня эти деньги?
С хитрым бенгальцем Бэла сейчас говорит на чистейшем хинди. Чтобы собраться с мыслями, Гхош долго откашливается.
— Может быть, вы и передавали, — наконец произносит он, стараясь отвечать тоже на хинди, — но ко мне деньги не поступали.
— Как то есть не поступали? Госпожа сама расписалась в получении.
— Может, и расписалась, но ко мне деньги все равно не поступали.
— Если выручка к вам не поступала, вы должны были затребовать у меня документы. Вы же пишете мне… Вот: «В связи с тем, что вы не внесли…»
— Послушай, Бэла, — вмешивается госпожа Ананд. — Он тут ни при чем, я приказала — он отпечатал. Если нужно что-то сказать, говори мне… А ты пока ступай, Гхош!
— Нет, пусть Гхош–бабу останется.
— Почему?
— Хочу задать ему один вопрос. Дошли до меня слухи, Гхош–бабу, будто в вашем квартале скоро состоится представление.
— Что вы сказали?
— Вы не знаете или вы не участвуете в спектакле? Ставлю вас в известность, госпожа секретарь, что Гхош-бабу почти каждый день бывает в общежитии, якобы для участия в репетициях. Под этим предлогом, госпожа секретарь, он каждый раз вызывает на заднюю веранду известную вам Анджу…
— Что значит «известную вам»? — Голос госпожи Ананд поднимается чуть не до визга: клокотавшая в её груди ярость находит наконец выход. — Чем занимались Гхош с известной мне Анджу на веранде? Сидели? Или, может, лежали?