Завеса
Шрифт:
Война стерла половину Фаборг Марини, района рядом с Французским кварталом, и Сдерживающие воспользовались этим. Они зашвырнули туда всех оставшихся Пара, которых смогли отыскать и построили стену, чтобы сдерживать их.
Официально это место называется Дистрикт.
Мы называем его Остров Дьявола, место, в честь площади в Марини, на которой когда-то вешали преступников. И если Сдерживающие узнают, что у меня есть магия, меня посадят туда с остальными.
У них есть причины для осторожности. На большинство людей магия не подействовала; если это была инфекция или болезнь, то у них был иммунитет. Но у небольшого процента населения его не было.
Магия не была проблемой для Пара. В Запределье они купались в магии день и ночь, но у магии есть побочный эффект — их тела стали вместилищами силы. У некоторых были крылья, у некоторых клыки и рога.
Восприимчивые не могли перерабатывать магию подобным образом. Вместо этого, мы продолжали впитывать магию снова и снова, пока не теряли самих себя. Пока не становились духами, бледными и опасными тенями людей, которыми когда-то были, наши жизни были посвящены поиску еще большего количества магии, утолением этой ужасной жажды.
Восемь месяцев назад я узнала, что я Восприимчивая, попавшая в число неудачливых. Я была на складе на втором этаже магазина, передвигала огромный знак в форме звезды на более подходящее место. (На ряду с тростями, мой отец любил большие старинные знаки с заправок. Трости, по крайней мере, было легче хранить). Я поставила его на старый дубовый пол, и упала на спину. Я наблюдала в замедленном движении, как знак весом в сто фунтов с острыми лучами падал прямо на меня.
Не было времени подвинуться, перекатиться, или хотя бы выставить руки вперед, чтобы заблокировать острый металлический шип, который был нацелен между моих глаз. Но у меня была секунда обдумать и проклясть факт, что я пережила войну, только чтобы быть пришпиленной чертовым знаком с заправки, который следовало бы оставить гнить подальше.
— Нет, черт возьми! — выкрикнула я, выпуская весь воздух из легких, зажмурив глаза, как настоящая трусиха.
И ничего не произошло.
Сжав губы, я приоткрыла один глаз, чтобы обнаружить металлический кончик, зависший в двух дюймах над моим лицом. Я задержала дыхание, трясясь от адреналина и потея от страха, и целую минуту собиралась с силами, чтобы пошевелиться.
Я досчитала до пяти, затем откатилась в сторону. Лучик звезды ударился об пол, пробив его. В полу все еще была дыра глубиной в два дюйма.
Я не хотела, чтобы звезда пронзила меня, и она не пронзила. Я воспользовалась магией, о владении которой не знала — Восприимчивостью, чтобы остановить ее.
Тогда мне тоже повезло — монитор магии не сработал, и у меня остался мой магазин… и моя свобода.
Снова раздался грохот, выдергивая меня из воспоминаний на дорожку. Я подпрыгнула и тихо выругалась.
— Думаю, получается неплохо, парни! — заорала я. Но я либо была недостаточно близко, чтобы они меня услышали, либо им было все равно. Это была Ночь войны. Излишек во всем был уместен.
Шесть лет назад в Новом Орлеане бушевала Вторая Битва (первая битва Нового Орлеана в 1812 была сугубо человеческой. Насколько мы знаем). Она была одной из последних, и одной из самых крупных.
Сегодня мы празднуем то, что выжили, разукрасив все в разные цвета, перья, с
— Ты в итоге все пропустила, Клэр?
Я оглянулась и увидела за собой высокого, поджарого мужчину. Антуана Лафайета Гуннара Ландро, одного из моих лучших друзей, жара, казалось, не беспокоила.
Его каштановые, кудрявые волосы лежали в идеальном беспорядке, на губах была восхитительная улыбка, темно-ореховые глаза блестели. Сегодня на нем были обтягивающие черные штаны, рубашка без рукавов, демонстрирующая его накаченные руки, и сложные временные татуировки, украшающие его руки.
— Привет, Гуннар, — мы обменялись поцелуями. Я выругалась от очередного взрыва, за которым последовали золотые звездочки в небе.
Я улыбнулась через силу.
— Черт бы это побрал. А теперь они красуются.
— Рад, что ты в настроении, — сказал он, ухмыляясь. — Счастливой Ночи войны.
— Счастливой Ночи войны, умник. Покажи рисунки.
Гуннар подчинился и вытянул руки, чтобы я могла рассмотреть поближе. Новый Орлеан был городом традиций, и у Ночи войны были свои: долгий парад, фейерверки, газированный пунш, который мы называли просто Напиток, потому что ингредиентами было все, что под рукой. И с самого начала, когда не осталось ничего, кроме грязи и пепла, мы разрисовывали тела в память о погибших. Те из нас, кто выжил, создавали живые памятники.
Сложная картина на левой руке Гуннара изображала выживших, праздновавших это напротив Кабильдо, размахивавшими фиолетовыми флагами с четырьмя золотыми лилиями — официальный послевоенный флаг Нового Орлеана. На другой руке была каменная скульптура крыльев около местечка Тэйлишик в приходе Сент-Тэмэни, где состоялась одна из самых запоминающихся битв той войны, место, где в мир прибыли тысячи Пара.
От реалистичности картин у меня побежали мурашки.
— Серьезно, это чудесно.
— Пытаюсь отдать должное Ночи войны. И тете Рини.
— Пусть земля ей будет пухом, — пожелала я почившей и оплакиваемой тете Гуннара, которая была большой поклонницей Ночи войны, богатой, как Крёз [1] , и по словам мамы Гуннара «не от мира сего».
— Ну, начнем вечеринку, — сказала я. — Хочешь что-нибудь выпить?
— Как всегда гостеприимна. Я так полагаю, чая тут нет?
— Думаю, немного осталось, — ответила я, открывая дверь и жестом приглашая его войти.
Гуннар был любителем сладкого чая, что сейчас было редкостью, так как сахар был непозволительной роскошью в Новом Орлеане. Еще один продолжительный эффект войны. Магия — сильная штука, и не должна была оказаться в нашем мире. На пропитанной магией земле ничего не росло, война разрушила фермы Зоны. И так как ходили слухи о бандах Пара в сельской местности, избежавших рейдов Сдерживающих, и охотящихся на людей, не так уж много бизнесменов желали добывать то, что там все равно не росло.
1
Крёз (др.-греч. 595—546 до н. э.) — последний царь Лидии из рода Мермнадов, правивший в 560—546 гг. до н. э. Считается, что Крёз одним из первых начал чеканить монету, установив стандарт чистоты металла (98 % золота или серебра) и гербовую царскую печать на лицевой стороне (голова льва и быка). По этой причине он слыл в античном мире баснословным богачом.