Завещание алхимика
Шрифт:
Она с готовностью кинулась исполнять поручение, а Старыгин повернулся к Лидии:
– Ну как, вы узнаете эту комнату?
– Да, кажется, это именно она… – ответила Лидия неуверенно, – конечно, здесь все изменилось, но эти окна, и вот этот выступ стены был на том же месте…
Она растерянно огляделась, как будто пыталась сквозь дорогую отделку и пафосную обстановку разглядеть прежний вид этой комнаты, разглядеть собственное прошлое.
– Вот там, между окнами, стояло кресло… в нем сидел старик… а здесь, справа
– Две? – переспросил Старыгин.
– Да… одна из них – та самая, которую вы мне показывали в своей мастерской, а вторая… – Она резко побледнела, прикрыла глаза, сжала губы и прошептала едва слышно: – Нет… не хочу… не надо…
– Что с вами? – забеспокоился Старыгин. – Вам нехорошо?
– Эта картина… – Лидия снова открыла глаза, взглянула на Дмитрия Алексеевича, словно прося у него поддержки. – Эта картина… та, что висела слева… я не могу вспомнить, что на ней было изображено – но это было что-то страшное!..
Она помолчала и добавила вполголоса:
– Однако мне кажется, что если я преодолею свой страх и вспомню эту картину – вместе с ней я вспомню и все остальное… ко мне вернется утраченная память, вернется потерянная часть моей жизни!
Она шагнула вперед, прикоснулась к стене, как будто надеялась, что осязание поможет ей вернуть утраченную память.
И с ней действительно что-то произошло.
Узкая спина Лидии напряглась, плечи задрожали. Старыгин подумал, что она плачет. Он шагнул к ней, положил руку на плечо в стремлении помочь, защитить…
Но Лидия резким движением плеча сбросила его руку, повернулась к нему лицом.
Она удивительно и странно изменилась. Глаза ее стали темно-лиловыми, они горели мрачным предгрозовым огнем. Лицо сделалось тверже и увереннее, губы сузились, возле них обозначилась резкая, энергичная складка.
Старыгин подумал, что разозлил ее своей неуместной жалостью, но, вглядевшись в ее лицо, он понял, что Лидия вовсе не думает сейчас о нем, больше того – она его просто не замечает. Ее мысли были заняты чем-то совсем другим, чем-то своим, чем-то опасным и тревожным.
– Что с вами? – удивленно спросил Дмитрий Алексеевич. – Вы что-то вспомнили? К вам вернулась память?
И его голос словно разбудил ее от странного сна. Лицо Лидии опять разгладилось, складка у рта исчезла, губы стали мягкими и трогательными, а в глазах снова проступила морская полуденная зелень.
– Нет… – проговорила она неуверенным, надтреснутым голосом, – я не знаю… мне показалось, что еще немного – и я действительно вспомню… еще совсем немного…
Дверь кабинета открылась, и появилась экономка, катя перед собой стеклянный столик на колесиках. На столике дымились две чашки кофе, рядом стояла вазочка с домашним печеньем. На лице экономки было выражение фальшивого гостеприимства.
– А вот и ко-офе! – пропела она приторно-сладким, слишком приветливым голосом. – Как
Внезапно проснувшаяся интуиция подсказала Старыгину, что следует немедленно уходить из этой квартиры, иначе их обман может раскрыться. Он залпом выпил свой кофе, чем вызвал у домоправительницы удивленно-обиженную улыбку, и потянул Лидию за рукав.
– Прости, дорогая, я совсем забыл, что ты сейчас на диете и не пьешь кофе, – говорил он на ходу. – Всего доброго (это экономке), благодарю вас, мы обдумаем наше решение и свяжемся с Антоном Васильевичем.
Он подхватил Лидию под руку и увлек к двери, она не сопротивлялась. Они спустились по лестнице, никого не встретив, благополучно миновали красивый холл и вышли на улицу.
Возле подъезда остановился ярко-красный «Ягуар», из него вышел крупный бритый мужчина примерно одних лет со Старыгиным. Дорогой пиджак едва не лопался на мощных плечах.
Тяжело ступая и дергая шеей в крупных складках, хозяин «Ягуара» обошел машину и открыл дверцу своей даме. Дама вышла и помедлила немного возле машины – надо думать, чтобы показать себя во всей красе.
Одежда даже на не слишком осведомленный взгляд Старыгина была на ней баснословно дорогая, сама дама была худа до неприличия и загорела до черноты. Дама сняла темные очки и огляделась по сторонам. Лицо ее было до того гладко, что на ум приходила шлифовальная машина.
Мужчина подошел к подъезду и нажал кнопку домофона. До Старыгина дошло, что это те самые покупатели, за которых приняла их домоправительница, и что сейчас нужно немедленно уходить, пока охрана не спохватилась и не сделала попытки их задержать.
Он подхватил Лидию под руку и пошел скорым шагом, стараясь не выглядеть испуганным и озабоченным. Лидия, ни о чем не спрашивая, шла рядом. Она вообще была молчалива и думала о чем-то своем.
Старыгин перевел дух только на эскалаторе метро.
В пиршественном зале дворца было шумно и весело. Гости уже много выпили, и голоса их стали громкими, а манеры развязными. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – почти все они представляли собой солдафонов, грубую немецкую и швейцарскую военщину на службе у герцога.
Во главе стола сидел сам Карл Иероним фон Буденбайер, герцог Мекленбургский. Он был доволен, его грубое, надменное лицо сияло. По правую руку от него сидел придворный алхимик, Фридрих Розенберг, по левую – давняя любовница, полная светловолосая австриячка с круглыми голубыми глазами на сильно напудренном лице.
Если герцог просто лучился от удовольствия, его ближайшие соседи с заметным трудом изображали радость. Австриячка с унылым видом отрывала ягоды от виноградной грозди, алхимик обсасывал крылышко пулярки.