Завещание бессмертного
Шрифт:
— Согласно действующим на территории Рима и его провинций законам…
Из всего того, что, беспрестанно зевая, говорил чиновник, Эвдем понял, что его триера сейчас будет обыскана от палубы до киля, и если путешественник, то есть он, что–либо утаил, дабы избежать налога в пользу римской казны, то…
— Я понял! — остановил чиновника Эвдем, когда речь зашла о том, что обыску будет подвергнут и сам хозяин триеры. Придавая каждому слову особенное значение, заявил: — Я везу в Рим завещание царя Пергама Аттала Филометора!
— Так и запишем! —
— Можешь записать как выморочное! — одними губами усмехнулся Эвдем.
— Разве ваш Аттал уже умер? — равнодушно спросил чиновник.
— Да! — теряя терпение, воскликнул Эвдем. — И я привез сенату документ, в котором весь Пергам завещается Риму!
Таможенник подавился зевком.
Скриба испуганно покосился на него: можно ли записывать такое?
— Так что же ты тогда здесь время теряешь?! — возмутился чиновник. — Скорей в путь! Скриба, немедленно покажи ему, где можно нанять лучших лошадей! Ну, народ — полчаса с ним беседую, а о самом главном узнаю в последнюю очередь. Одно слово — варвар!
Доехав до столицы, Эвдем сразу направился на Форум, где, по словам Луция, можно было увидеть городского претора или Сципиона Эмилиана, которым он должен был передать завещание.
Он шел по грязным улочкам Рима, разительно отличавшимся от чистых широких дорог Пергама, видел повсюду непривычные его взору туники, тоги, женские столы.
Деловито шагали по улицам отряды римских легионеров. Завидев сенатора в белоснежной тоге, из–под которой просвечивала туника с широкой пурпурной полосой, почтительно сторонились прохожие. Бежали, выполняя поручения господ, рабы.
Столица жила своей привычной, размеренной жизнью, следуя порядкам, заведенным еще первыми царями. Но вместе с тем, по обрывкам разговоров, долетавших до него, по встревоженным лицам беседующих людей Эвдем чувствовал, что над Римом витает какая–то напряженность. И, несмотря на различия двух столиц, на какое–то мгновение ему вдруг показалось, что он так и не выезжал из Пергама и вокруг него по–прежнему продолжает назревать бунт.
Изредка расспрашивая у прохожих дорогу, он шел мимо цирюлен, терм, харчевен, нарядных лавок, зазывающих умастить тело египетскими благовониями, отведать критского вина или африканских улиток, подкормленных смесью сусла и меда, купить нумидийскую слоновую кость, аттические вазы, сирийские кубки и даже пергамское оливковое масло.
После поворота налево показался круглый храм Весты, в котором день и ночь поддерживали огонь на алтаре весталки. Обычно на специальном помосте — трибунале, около храма, говорил ему Луций, преторы публично разбирают дела. На этот раз здесь никого не было, кроме редких зевак, и Эвдем направился дальше по неширокому проходу, который отделялся от площади невысокими лавками и статуями героев Рима.
Проход
Ворота были обращены на восток и на запад. Эвдем догадался, что это — знаменитый на весь мир храм Януса Квирина, тот самый, двери которого открывались жрецами, когда Рим вел войну. Как и следовало ожидать, двери его были широко распахнуты.
На Форуме было многолюдно. Эвдем миновал росшие за узорчатыми решетками священные для Рима растения — фикус, под тенью которого укрывались основатели города Ромул и Рэм, оливу, виноградную лозу, египетский лотос, который, по преданию, был древнее самого Рима, и когда подошел к храму Согласия, то увидел, что поспел как раз к окончанию собрания сената.
Степенные, важные сенаторы уже сходили по лестнице, обсуждая на ходу его итоги. Повсюду, собравшись группами, спорили вооруженные всадники, торговцы и простой люд. Чаще других до слуха Эвдема долетало имя Тиберия Гракха.
Одни говорили о нем с нескрываемым восторгом, другие — с озлоблением, третьи предлагали сравнять его дом с землей и предать место, где он живет, проклятью.
Эвдем знал от своих римских агентов о смелых реформах этого народного трибуна, но не подозревал, что его имя столь популярно в Риме.
— Если бы у Гракха было достаточно средств завершить реформу, то Рим бы стал в десять раз сильнее, чем сейчас! — говорили в одной стороне.
— Этого выскочку Тиберия давно надо было остановить! — доказывали в другой. — Еще тогда, когда он заключил свой позорный договор с Нуманцией!
— Весь мир был бы у нас под ногами, если б сенат согласился с Тиберием! — переговаривались всадники. — Нам отдали бы на откуп все новые провинции!
— А пока у его комиссии нет даже угла, где она могла бы проводить свою работу!
— Сенат на каждом шагу ставит ей палки в колеса, и Тиберию самому приходится ездить с Аппием Клавдием по виллам и делить землю между крестьянами.
— Нашу землю! — закричал старый сенатор, грозя тростью всадникам.
— Вот видите! — с горечью воскликнул один из них. — Как Тиберию совладать с такими?..
— Послушай, где я могу увидеть городского претора? — дождавшись паузы в перебранке, обратился к нему Эвдем.
Всадник бесцеремонно оглядел его с ног до головы и показал рукой на молодого мужчину, окруженного патрициями:
—Да вон же он!
—Нет! — спохватился Эвдем. — Мне нужен тот, который был претором в прошлом году.
— Так его теперь надо искать не здесь! — насмешливо взглянул на него всадник.
— А где же?
— За Аппиевыми воротами, стадиев двести по Царице дорог!
— Благодарю тебя! — сдержанно кивнул Эвдем, собираясь уйти.
— Там его надгробие! — усмехнулся всадник.
— Что? — приостановился пораженный услышанным Эвдем. — А где мне тогда найти Сципиона Эмилиана?
— В Испании!