Завещание Кришноканто
Шрифт:
«Уж не утонул ли кто-нибудь?» — мелькнула мысль. — Но ведь здесь была только Рохини». И тут Гобиндолалу вспомнился разговор между Бхомрой и Кхири: «Кувшин на шею — и в пруд Баруни!» — прозвучал в его ушах голос Бхомры. А Рохини ответила: «Хорошо!» Гобиндолал поспешно спустился к воде. С последней ступеньки он мог видеть весь пруд. В прозрачной, как стекло, воде дно у самого берега было отчетливо видно. Там, под водой, похожая на белое, холодное изваяние, лежала Рохини и, казалось, освещала собой темную глубину.
Глава шестнадцатая
Не теряя времени, Гобиндолал кинулся в воду,
Мысль о том, что он сам виновник самоубийства красавицы Рохини, причиняла невыносимую боль Гобиндолалу.
«Надо попробовать вернуть ее к жизни», — подумал Гобиндолал. Он знал, как следует поступать в подобных случаях. Освободить легкие от воды оказалось сравнительно легко, стоило лишь несколько раз согнуть и разогнуть тело Рохини. Гораздо труднее было восстановить дыхание. Следовало поднять кверху руки, чтобы объем грудной клетки увеличился, и в этот момент вдохнуть в рот пострадавшему воздух; потом надо было медленно опустить руки — грудная клетка сократится, и воздух выйдет обратно. Так делают искусственное дыхание. Вдувать воздух продолжают до тех пор, пока дыхание не станет нормальным. Чтобы вернуть Рохини к жизни, нужно было проделать то же самое, то есть взять ее за руки и вдохнуть ей в рот воздух. Коснуться этих пунцовых нежных губ! Да это все равно что отведать из кубка Маданы смертельного и пьянящего напитка любви! Кто решится на это? Рядом с Гобиндолалом находился только садовник. Все остальные давно разошлись по домам.
Волей-неволей Гобиндолалу пришлось обратиться к нему. Этих нежных губ должно было коснуться дыхание садовника!
— Нет, господин, не смею! — проговорил садовник. Если бы Гобиндолал приказал ему жевать камни, садовник сделал бы и это в угоду своему господину, но коснуться этих нежных, манящих губ! Садовник даже вспотел. — Нет, не могу, господин! — повторил он. Садовник сказал правду. Если бы Рохини после этого ожила и, как прежде, надменно надув губки, стала ходить за водой мимо садовника, ему пришлось бы навсегда покинуть сад. Свой заступ, лопату, ножницы и грабли — все побросал бы бедняга в пруд и кинулся бы следом за ней, а может, и утопился бы в синих водах Баруни. Не знаю, об этом ли подумал садовник, во всяком случае, он отказался наотрез.
Пришлось Гобиндолалу самому решиться. Он приказал садовнику поднимать и опускать руки Рохини, а сам, приложив свои губы к мягким пунцовым губам Рохини, стал вдувать воздух ей в легкие.
В это время Бхомра с палкой в руках гонялась за кошкой. Однако
Почти целых два часа садовник поднимал и опускал руки Рохини, а Гобиндолал усердно вдувал воздух ей в рот. Дыхание становилось все ровнее и ровнее. Рохини вернулась к жизни.
Глава семнадцатая
Как только Рохини ожила, Гобиндолал заставил ее выпить несколько капель лекарства. Оно прекрасно подкрепляло силы, и через несколько минут Рохини окончательно пришла в себя. Она увидела, что находится в красивой комнате. Ощутила на лице своем дуновение свежего ветерка, проникавшего через открытое окно. В стеклянной лампе слабо мерцал огонек, и в сердце ее так же слабо разгорался свет жизни. Она оживала от напитка, поднесенного Гобиндолалом, она возвращалась к жизни, упиваясь звуком его голоса. Сначала дыхание и сознание, затем зрение, наконец, память и речь постепенно вернулись к Рохини, и она проговорила:
— Я умирала, кто спас меня?
— Не все ли равно? Ты жива — это главное, — ответил Гобиндолал.
— Зачем вы спасли меня? Неужели вы настолько меня ненавидите, что противитесь даже моей смерти?
— Зачем тебе умирать?
— Неужели и на это я не имею права?
— Никто не имеет права на грех. А самоубийство — это великий грех.
— Я не знаю, что грешно, что нет. Некому было меня учить этому, — горячо заговорила Рохини. — Я не признаю ни греха, ни добродетели. За что мне такое наказание? Я не сделала ничего плохого, а так несчастна! Грех меня не пугает. Я все равно покончу с собой. Жаль, что вы заметили меня. Но в следующий раз я постараюсь не попадаться вам на глаза.
— Зачем тебе умирать? — с отчаянием в голосе повторил Гобиндолал.
— Лучше погибнуть сразу, чем умирать медленной смертью, умирать каждую минуту, каждый час, ночь за ночью, день за днем.
— Зачем так мучить себя?
— Как же не мучиться, когда день и ночь испытываешь жажду? Когда горит сердце, а перед тобой прохладная вода, и в этом рождении ты не можешь коснуться ее? Не смеешь даже надеяться!
— Ну довольно, — остановил ее Гобиндолал, — пойдем я провожу тебя.
— Я и одна дойду, — ответила Рохини.
Гобиндолал понял, почему Рохини не разрешила ему идти, и не настаивал.
Оставшись один, Гобиндолал бессильно опустился на землю и зарыдал.
— О владыка, о господин мой, — взывал он ко всевышнему, — спаси меня! Только ты можешь избавить меня от несчастья! Я погибну. Погибнет Бхомра. Дай мне силы превозмочь себя!
Глава восемнадцатая
— Почему ты так поздно сегодня? — спросила Бхомра, когда Гобиндолал вернулся домой.
— Зачем ты спрашиваешь? Разве так не бывало раньше?
— Да, но сегодня у тебя такое лицо, будто что-то случилось.
— Что же именно?
— Откуда мне знать? Меня ведь с тобой не было!
— А по лицу моему ты не можешь догадаться?
— Перестань шутить. Я только вижу, что-то случилось. Расскажи скорей, мне страшно. — Глаза Бхомры были полны слез.
— Хорошо, когда-нибудь я расскажу тебе все. Но не теперь, — проговорил Гобиндолал, ласково вытирая ей глаза.
— Почему не теперь?
— Ты совсем еще девочка, а такие истории не для детей.