Завещание таежного охотника
Шрифт:
Может быть, завещание касалось соболей, а может быть, корня женьшень?
Одними догадками этой запутанной истории мне было не разрешить. Должен признаться, что, подстрекаемый любопытством, но не желая со столь щепетильным вопросом обращаться непосредственно к старику Орлову, я спросил об этом Петра Андреевича Чижова.
Но тот исчерпывающего ответа дать не мог.
— Я и сам толком ничего не знаю. Андрей Феклистов погиб во время первой мировой войны, вскоре после смерти своего отца. Что произошло потом, не знаю. Должно быть,
— А внук? Он, видимо, приехал с определённой целью? Не верится мне, чтобы его интересовали только соболи.
— Вот уж не думал, что вы такой дотошный! Я получил письмо от его дяди, биолога Реткина. Там написано, чтобы я помог его племяннику добраться до таких мест, где, по моему мнению, водятся соболи. Реткин сейчас занимается проблемой переселения соболей в места, где они раньше водились, но потом были истреблены. Ну, а когда он не смог приехать к нам, послал Олега. Тут все вполне естественно…
— …Вплоть до того, что племянник геолог и в соболях он разбирается, судя по всему, как я в звёздах!..
— Вы ошибаетесь, дорогой друг. Соболя Олег знает. Все его повадки, характер. Ведь доказал он нам, что мы делаем большую ошибку, когда оставляем соболя хотя бы на одну ночь в капкане. Он даже показал новые капканы, которые хочет осенью испытать. Вчера он договорился со здешним кузнецом, чтобы тот срочно сделал ему ещё несколько таких капканов. Правда, я сомневаюсь, чтобы сейчас, в тёплое время, ему удалось что-либо поймать.
— Значит, я должен отказаться от мысли, что у Олега иные намерения, чем соболи?
— Это, Рудольф Рудольфович, ваше дело. Для меня вопрос ясен: мы едем искать соболиный рай в Сурунганских горах, о которых когда-то рассказывал и, наверное, даже писал Иван Фомич Феклистов.
— Какая дорога ведёт к этому раю?
— Никакой. Как и к каждому обетованному месту, ведут лишь тропинки, да и те обычно загромождены камнями и деревьями. Летом и осенью попасть туда очень трудно!
— Но нам говорили, что старый геолог бывал там во все времена года.
— Так это ж был Феклистов! Однако даже он не рисковал отправляться туда в одиночку. Обычно его сопровождал Хатангин, опытный охотник. Но Хатангина уже нет в живых, а со времени смерти Ивана Фомича в тайге многое изменилось. Как-никак более двадцати лет прошло! Орлов тоже там бывал. Дважды, но всякий раз зимой, когда реки, ручьи и болота скованы льдом. Ездил на санях, часть пути, говорят, проделывал на лыжах.
В тот же вечер Родион Родионович подробно ознакомил нас со своими поездками к Сурунганским горам. Память у него была завидная, и он обращал наше внимание на непроходимые места, переправы, броды, болота, крутые обрывы. Он не
Олег сначала записывал указания Орлова, но вдруг закрыл тетрадь. Минуту он молча смотрел на старика, потом тихо произнёс:
— Я надеюсь, Родион Родионович, вы нас поведёте?..
— Это будет ошибка в календаре, парень. О поездке мы говорили, но ты сказал, что хочешь ехать теперь. На санях бы куда ни шло, но верхом, а то и просто пешком! Куда там…
— Почему пешком?
— Потому что ты покалечил бы лошадей на обрывах, потопил бы их в болотах, поломал ноги об острые камни, которых в высокой траве конь не видит.
— Так кто же тогда нас поведёт? — растерянно спросил Олег.
Чижов не решался взять на себя обязанности проводника: он никогда не доходил до Сурунганских гор.
Правда, зимой он иногда охотился у холмов Лосиные Гривы, но это ж всего только половина пути.
— Во всей деревне не найдёте человека, — убеждал он, — который бы поручился, что доведёт вас туда. Брат мой, Тит, советует поискать проводника в посёлке эвенков.
На следующий день оба брата уехали, а Олег дожидался их возвращения и убивал время около меня. Я ловил хариусов в речке, прямо около деревни. К нам присоединилась внучка Орлова и, едва заметив Олега, засмеялась:
— Что дуетесь, как бука? Вам это не к лицу. Полюбуйтесь, при первых же затруднениях товарищ теряет настроение. Тайга — это, знаете, тайга, здесь не ездят как по Невскому проспекту.
— Что вы знаете, Тамара, о нашем Невском?
— Во всяком случае, больше, чем вы о тайге. От Адмиралтейства до Московского вокзала я помню чуть ли не каждый дом.
— Тогда сдаюсь. А откуда же вы так хорошо знаете Ленинград?
— А я там училась.
— В Институте народов Севера?
— Да, я теперь учительница в национальной школе.
— Значит, мне следовало бы идти к вам в школу и изучать тайгу.
— Едва ли у вас хватило бы терпения. Что-то сейчас вы не очень им отличаетесь.
— Это зависит от учительницы, — вмешался я в разговор, но закончить мне помешала внезапно клюнувшая рыба. Я подсёк большого хариуса, дугой изогнувшего удилище. Он пытался уйти к противоположному берегу и скрыться в коряги. Олег и Тамара с напряжением следили за моей борьбой с хариусом.
— Оборвёт леску и удочку сломает, — волновалась Тамара.
— Выдержит! — возразил Олег. — Удилище гибкое, рассчитано по формуле упругости.
Тамара так громко рассмеялась, что спугнула с мели маленьких рыбок, и они рассыпались по водной глади.
Тем временем мне удалось удержать хариуса в небольшой заводи, а затем вывести на мель. Тогда, недолго думая, я бросился в воду и в подсаке вынес красавца на берег.
— Ох, здорово! — восторгалась Тамара. — Сразу видно, что вы знаете своё дело. Я тоже рыбачу, но с такой рыбиной я бы не справилась.