Завещание змееносца
Шрифт:
– Как жаль, что ты не амечи, Акар!
3
…Ксантина торопливо вывалилась из портала, не удержалась на ногах и упала, зацепившись подолом платья за аланговую колючку. Зло дернулась, легкая ткань разорвалась с тихим вздохом. Ксантина вскочила на ноги и, не заботясь о том, как она выглядит, побежала к хорошо знакомой пещере. Глаза ей застилали слезы.
Акар стоял у тахты, закутавшись в крылья, словно в плащ.
– У меня будет ребенок, – с ходу выпалила Богиня. –
– К-к-как… – опешил Акар. Получив неожиданный зов от бывшей возлюбленной, он ожидал чего угодно, только не этого! Его крылья опустились, безвольно обвисая за спиной. – Не может быть!
Ксантина бросилась на тахту и заплакала. Дейв растеряно присел рядом.
– Ты уверена, что мой?
– Да! Да! Да! – Она подняла мокрое, ставшее вдруг некрасивым лицо. – Он – дейв. Как же я могу сомневаться в отцовстве?!
– Как ты узнала, что ребенок – дейв? – Акар схватил ее за плечи. – Ксантина, как?!
– Великая Мать смотрела зародыш, вот как! – завопила она, вырываясь из его рук.
– И… тебе дали так просто уйти? Не потащили на суд Богов, не прикончили на месте, не заточили и…
– Великая Мать не знает, что ребенок – дейв, – устало сказала Ксантина.
Она утерла слезы и налила из хрустального сосуда золотистого вина, невольно отметив, что Акар приготовил все как прежде – ковры, тахта, вино, кальян – будто готовился к свиданию. Ксантина всхлипнула.
– Объясни все по порядку, – попросил Акар.
Ксантина кивнула и мелкими глоточками осушила кубок. Ветер терпеливо ждал.
– Когда я поняла, что беременна, разумеется, сразу пошла к Великой Матери. Мне же и в голову не могло придти, что отцом может быть не… – Она осеклась.
– Не Ксарон, – договорил Акар.
– Да. – Ксантина быстро глянула на него и отвела глаза.
– А дальше? – поторопил ее Акар.
– В общем, Великая Мать вначале сказала, что ребенок – Высший, а потом разглядела у него зачатки рогов и… э-э-э… характерное строение черепа. Она удивилась, даже пошутила, дескать, ребенок похож на дейва. Она пошутила, представляешь! Ей и в голову не могло придти, что амечи может понести от дейва! – Ксантина закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
– Ну-ну, не плачь. – Акар обнял ее и ласково погладил по щеке. – И что ты ей ответила?
– Я соврала, будто у меня была связь с юношей-минотавром, и, наверное, ребенок от него.
– Ты умничка, здорово придумала, – восхитился Акар. Если не считать отсутствия крыльев, внешне минотавры действительно очень походили на дейвов. – И она поверила тебе? Решила, что ребенок и впрямь минотавр, смертный, не Высший, просто у него очень сильные магические способности?
– Да, – кивнула Ксантина. – Да. Но я-то знаю, ребенок – твой. Когда он появится на свет, все поймут – он самый настоящий Высший! Он – дейв! И тогда мне конец! Боги расправятся со мной!
– Нет, любимая. Нет. Я не позволю… Я найду выход, придумаю, как нам быть… – шептал Акар и губами собирал слезы с ее щек. И Ксантина
…А потом они лежали рядом, и Ксантина спросила:
– Что же нам теперь делать, Акар?
4
Над безлюдным миром издевался ветер. Он проносился из конца в конец огромного пустынного плато, свистел в извивах пещер, играл выдранными с корнем кустами аланговых колючек и поднимал тучи красноватой пыли, которая еще долго потом вихрилась в душном раскаленном воздухе, пока следующий порыв ветра не уносил ее прочь.
Ксантина лежала на тахте, раздвинув ноги, и слушала насмешливые завывания ветра.
«Пора платить! Пора платить!» – пел ветер.
«Пора платить», – шептали ее губы.
– Может, сначала выпьешь вина? – глухо спросил Акар.
– Нет… Лучше сразу…
– Ну… тогда…
– Давай! – Она посмотрела на него сухими воспаленными глазами. – Давай же!
Акар наклонился над ней. Его пальцы пробежали по ее животу, едва касаясь бархатистой кожи, задержались на золотистом треугольничке волос и скользнули внутрь. Он тут же убрал руку и отошел в сторону, с отрешенным видом глядя на лежащую Богиню Весны.
А Ксантину начала бить дрожь. Вначале едва заметная, она усилилась настолько, что затряслась тахта, глухо грохоча деревянными ножками по каменному полу пещеры. Тело женщины выгибалось в конвульсиях, глаза закатились, а на губах выступила пена. Волшебный огонь, запущенный в ее лоно Акаром и призванный уничтожить ненужное дитя, опалял ее невыносимой болью, безжалостно выжигая внутренности.
Акар стоял, стиснув челюсти, и считал про себя: «…пятнадцать… шестнадцать… семнадцать… двадцать один…» Досчитав до двадцати пяти, он бросился к изнемогающей и протянул к ней руку, намереваясь погасить смертоносный огонь.
Ксантина оттолкнула его:
– Нет! Он еще жив…
– Не может быть! Двадцать пять биений сердца! Он давно мертв.
– Он выстоял! Он жив! – яростно прохрипела она. – Я чувствую его!
Акар замер в растерянности. Ребенок жив! Дейв ощутил мгновенную вспышку гордости – его сын, оказывается, небывало силен! Потом спохватился и решительно склонился над Ксантиной. Нужно срочно погасить огонь, иначе он вот-вот убьет ее.
– Нет, – слабо прошептала Ксантина. Акар решительно отвел ее ослабевшие руки в стороны и начал торопливо гасить заклинание.
Вскоре конвульсии перестали сотрясать тело женщины-амечи. Она лежала, обессилев, пока дейв исцелял нанесенные заклинанием раны, и только глухо стонала, когда боль становилась особенно нестерпимой.
Когда работа Акара была закончена, он лег рядом с Ксантиной, прижал к себе и зарылся лицом в ее волосы. Они лежали молча, неподвижно, а между ними торжествующе стучало сердечко нерожденного ребенка, который только что выиграл свою первую в жизни смертельную схватку с огнем…